Читозе не спеша трюхала, подъезжая к комплексу строений, которые можно было назвать как караван-сараем, так и комплексом складов или миниатюрной фабрикой. Представляло из себя это слегка стоящее наособицу от города образование нечто в виде огороженного стеной форта с очень широкими и давным-давно распахнутыми настежь воротами. Из труб на крышах валил густой черный дым, а из подворья доносились крики и лязг железа. Натренированным ухом, высунутым в окно, я определил, что мы приближаемся не к логову бойцов кунг-фу, поселившихся в прачечной, а вполне себе к рабочему комбинату, где работяги на работяжном языке трудятся над непокорным металлом. Там ковали точно не хип-хоп.
Впрочем, при виде заезжающей на территорию пагоды, все многочисленные суетящиеся внутри строений и снаружи люди, гномы, эльфы и прочие прекрасные разумные тут же бросили своё занятие для того… ну правильно, именно для того, чтобы нацепить на свои чумазые лица восторженные улыбки. И начать орать хриплыми голосами радостные слова по поводу приезда некоего Тсучиноко. Вместо чепчиков в воздух летели пропитанные потом налобные повязки-веревки, покрытые машинным маслом, гарью и прочим трудовым налетом мужики орали, ничуть тем самым не отличаясь от водоплавающих якудза.
Я вздохнул, открывая переписанную Кинтаро книгу, и слыша два синхронных вздоха женщин и детей, пристраивающихся у меня за плечами. Впрочем, на этот раз молодому человеку не удалось погрузиться в утешающую мудрость книги, так как от больших ворот самого здоровенного производственного здания раздался радостный густой рёв:
— Папа приехал!!
Нам тоже пришлось оторваться от книги, чтобы полюбоваться на впавшего в шок подростка. Выглядеть Кинтаро Тсучиноко сразу стал плохо — посерел, пальчики задёргались, волосы на голове слегка зашевелились, глазки остекленели. А нам ему и выпить даже нечего дать.
— Я узнал, что у меня есть огромная семья…, - бессердечно прогудел я через забрало, вращая кабуто по сторонам. Разумеется, в исключительно воспитательных целях.
Дед Одай, вновь нацепивший на лицо маску непоколебимой суровости, бросил на меня укоризненный взгляд. Времени у него оставалось только на это, так как его ревущая от радости копия, лишь лет на сорок моложе, да килограмм на 60 тяжелее, уже почтительно и быстро выволакивала старика наружу, тряся своей кустистой бородищей с подпалинами. И… она была не одна. Еще два почти таких же низких и квадратных гибрида Тсучиноко с гномом скакали от другой пристройки, тряся руками, головами и бородами.
Наобнимавшись с сыновьями, дед вновь закатил речугу о том, что он тут проездом и что ему нужно дальше, причем намного, поэтому если мастера «Пристанища машин» проведут ему полный техосмотр вне очереди, то он будет жутко благодарен. Старика тут же начали уверять, что за мастерами не заржавеет и вообще, как только таинственный мужик с таинственной полуголой теткой покинут транспорт, так сразу всё и начнётся. Правда, вновь оторвавшиеся от папани плоды его греха с какой-то могучей гномкой, тут же вновь залезли в Читозе, выволакивая из нее коматозного Кинтаро — племяннику они радовались так громко, что у меня гудело под шлемом.
Само «Пристанище Машин» оказалось давней механической мастерской, где бородатые гномоподобные мужики управляли другими мужиками, чиня всё, от парохода до чайника, в чем и добились очень неслабых высот.
Спустя пару часов, после торжественного малого питейного события, призванного отчасти скрасить трудовому народу ожидание перед большим, Одай Тсучиноко отозвал нас с Саякой с этого праздника жизни, чтобы сказать… нууу, что мы тут немного лишние, так как роль свою уже сыграли.
— Вы можете денька три провести в Усаноо так, чтобы город остался стоять? — с плохо скрытой надеждой осведомился оябун, глядя как три его квадратных бородатых сына достают держащегося на честном слове и силе воле внука. Механики были откровенно дружелюбно настроены и искренне рады, но это не изменяло грустного факта, что каждый из них был центнером жилистой бородатости, неожиданно появившейся в жизни пятнадцатилетнего паренька. А мало кто будет рад внезапным трем центнерам бородатости, облепляющим тебя со всех сторон!
— Вот хватит нас того-этого! — недовольно заметил я, под кивки одетой под секси-горничную Саяки, — Мы сейчас пойдем себе спокойно в гостиный двор, возьмем много еды и пива, а ты за нами через три дня пришлешь.
— И что, прямо будете сидеть и пить три дня? — недоверчиво прищурил глаз Одай.
— Лежать и пить!
Саяка зарумянилась, а я счастливо и металлически хрюкнул в шлем. Старик завистливо повёл носом, отворачиваясь и отправляясь на спасение внука. Ну а мы отправились в Усаноо! Ура! Наконец-то выходные!
Маленький и уютный городишко Усаноо был как будто бы создан для того, чтобы в нем спокойно отдыхалось. Весь покрытый зеленью, абсолютно весь, он пах цветами, провинцией и покоем. Одно из тех мест, где по неделе обсуждают захромавшую корову. Мы неторопливо пёрлись в центр этого маленького деревенского рая, а мое лицо под маской и шлемом неудержимо расплывалось в блаженную лыбу. Тишина, покой, еле шевелящиеся граждане, лениво волокущиеся по своим делам — сразу видно, что тут происходит только нифига. Сейчас мы забуримся в Саякой в гостиный двор, закажем по три раза всё меню, а потом предадимся обжорству и разврату, не беспокоясь за то, что кто-нибудь выпрыгнет из-за угла, чтобы нас чем-нибудь озадачить…
— Ыыыы! — малоинформативно, но внезапно сказал гражданин, пугающий Саяку до визга своим выпадением из-за угла. Выпав до конца, он съежился калачиком в пыли, а затем тут же захрапел.
— Алкоголь тут точно продают! — оптимистично поставил я диагноз.
Продавали, но не в гостинице, маленьком двухэтажном строении, оборудованном верандой и бабулькой, пьющей чай на этой самой веранде. Оценив нас взглядом сплетницы 200-го уровня, бабуленька бодро потыкала коротким толстым пальчиком с заведение через дорогу от своего дома призрения, объяснив, что жратву и выпивку нужно добывать там. Но и потреблять тоже, нечего мол ей крошки тащить на постели. Посмотрев в её блеклые голубенькие глазки, где давным-давно уже угасла память о временах, когда она нагая со случайным спутником на ночь вкушала холодные куриные крылья под младое виноградное вино, мы решили не спорить. Ночевать на улице не было ни малейшего желания, а шансы, что в этом селе найдутся другие гостиницы, были близки к нулю. Под крышу к гостеприимным сыновьям Тсучиноко мы не хотели категорически!
Зайдя внутрь питейного заведения, я остановился в недоумении. Показалось, что каким-то образом вернулся в свой мир! Нет, даже еще хуже, показалось, что в этот мир попало очень много моих бывших земляков из страны, которую умом не понять! С оторопью засунув бронированный палец в кабуто, я помассировал себе глаза, второй рукой удерживая рвущуюся вперед Саяку.