Таких проникновенных записок я еще не получал, спасибо тебе, безымянная труженица сексуального фронта!

Была записка, образцовая по лаконичности: на обороте визитной карточки с фотографией лысого, с бородкой немолодого мужчины с породистым интеллигентным и симпатичным лицом. Он был «психиатр судебно-психиатрической экспертизы, полковник». Тут я вспомнил о советской экспертизе этого толка и пугливо ощерился. А на обороте была фраза очень адекватная: «Могу пригодиться! С уважением».

Я даже друзьям порой завидую, когда им пишут примечательное что-то. Саша Городницкий, например, такую получил записку на своем концерте: явно интеллигентная женщина длинно написала ему, какой теперь повсюду беспредел и безобразие, как тяжко нынче жить простому человеку, а закончила прекрасной фразой: «Какое счастье, Александр Моисеевич, что Вы не дожили до этого времени!»

Люблю я и случайные устные реплики моих читателей.

Со мной после концерта часто просят сфотографироваться несколько зрителей и стоят тесной группкой, ожидая своей очереди. Ко мне подошли сразу две девчушки, я их обнял, а к одной кокетливо склонил на плечо голову. И какая-то массивная тетка, стоявшая рядом, громко, не без одобрения, сказала: «Седой-седой, а шалун!»

Когда писать лень или не хочется, зрители пользуются антрактом. Так, однажды ко мне подошел старый человек, много лет прослуживший на подводной лодке. В первом отделении я читал стишки, прославляющие дружеские пьянки, и ему захотелось поделиться заветным воспоминанием о долгой жизни под водой. «У нас на лодке всегда была в достатке выпивка, – сказал он с законной гордостью. – Мы заливали перед рейсом водку во все огнетушители». Я искренне удивился такой рискованной беспечности, и он мне сразу объяснил: «Если на лодке что случится, то огнетушитель не поможет».

Одну историю мне рассказали – чисто лингвистическую, она в семье любимая, эта история. Сын женщины-рассказчицы сюда в Израиль приехал совсем маленьким, так что русский язык у него по большей части выученный. И было ему уже семнадцать лет, когда мать решила пойти куда-то учиться. Экзамен там был очень сложный, и в тот день с утра она изрядно волновалась. Сын очень мать любил и волновался вместе с ней, а в конце дня позвонил ей, чтобы спросить, сдала ли. Вроде бы сдала, сказала мать. И сын тогда спросил: «А экзамен был письменный или оральный?»

А теперь коллекция самых дивных записок.

Самой первой тут содержится записка, которую я со значением прочел жене немедля по приезде:

«Игорь Миронович, а Вы женаты? Ряд 18, место 29, Оля».

А теперь подряд что попадется.

«После прочтения Ваших книг считаю, что неразумно и неприлично приходить на встречу с Вами трезвым, чем вступаю в антагонизм с женой. Кто прав? Кстати, у меня с собой. Окажите честь. Алексей, ряд 14 (не еврей)».

«Игорь Миронович, посвятите мне, пожалуйста, гарик! Только приличный, а то мама расстроится! Катя».

«Уважаемый Игорь Миронович! Однажды, читая Вас, выпив перед этим 150 грамм, я понял, что и я – еврей. Решил вторые 48 лет прожить счастливо, развелся с женой и так далее. С благодарностью, Дима».

«Добрый вечер, Игорь Миронович! И спасибо Вам большое. За стихи, за книги, за оптимизм и глубину. Хочу поделиться двустишием, которое несколько лет назад написал один хороший человек: “Пришла весна, запели птички, набухли почки и яички”».

«Большое спасибо Вам за стихи! Хочу рассказать историю. Два года назад я ехал в метро и читал Ваши гарики. А позади меня стояла великолепная красотка. Как потом выяснилось, она их читала первый раз в жизни, подсматривая сзади. Вдруг я услышал смех… и познакомился. Мы с ней до сих пор вместе. Спасибо!»

«Скажите, Вы Вашим ртом еще и едите?»

«Когда я собиралась на концерт, предложила своему другу пойти со мной. На что он сказал: “Даже смотреть не хочу на этого плагиатора – столько мыслей у меня из головы украл!”»

«От южных гор до северных морей, / От Волги-матушки и до Тунгуски / Вы заебательский еврей / И нехуевый, впрочем, русский.

С уважением».