Прямо у извозчика мои чемоданы перехватил и перекинул через плечо носильщик, тележки здесь были еще не в ходу, и мы двинулись сквозь перронный контроль к роскошному синему вагону с золотым гербом CIWL — международного общества спальных вагонов, нынешнего СВ. Носильщик устроил мои чемоданы в багажный вагон, получил мзду и чаевые и откланялся довольный, величая меня «вась-сиясь». Вот так вот, лишний гривенник — и уже в графьях.
Незадолго до отправления появился Борис, мы прошлись вдоль перрона, обговорили последние детали и уже перед самой посадкой в вагон, после второго звонка он сунул мне в руку сложенный листок, записку от Наташи Белевской.
Тренькнул колокол, свистнул и окутался дымом паровоз, лязгнули буфера, мы пожали на прощание руки, я поднялся по ступенькам и прошел по коридору в купе. На роскошном бархатном диване уже сидел попутчик, человек лет тридцати в летнем светлом костюме, вставший при моем появлении.
— Позвольте представиться, Григорий Иванович Щукин, купец первой гильдии. А вы, надо полагать, инженер Скамов?
— Да, но как… — если бы Щукин ответил «Элементарно, Ватсон!», я бы не удивился.
— Ваша куртка и портфель.
А, понятно, френч начал победное шествие в мире моды, хоть так в историю пролезу.
Купе и весь вагон блестели надраенной медью поверх лакированного красного дерева и плюшевой обивки, верхний диван был сложен, что оставляло много места для маневров между дверью шкафа, дверью в купе и дверью в туалет, который мы делили с соседями — не забывать бы запираться с двух сторон во избежание конфузов.
Мы закинули вещи на полки и одновременно спросили друг у друга разрешения снять пиджаки — по летнему времени в вагоне было жарковато. Щукин остался в чесучовом жилете, я же ограничился тем, что расстегнул френч. Довольно скоро завязался и разговор, Григорий Иванович оказался типичным представителем нового поколения московского купечества, никаких там поддевок, сапог «бутылками» и бородищ, наоборот, отличный костюм, галстуки-запонки, модные штиблеты, но самое главное — хорошее образование, Императорское Техническое училище (я чуть было не назвал его бауманцем, но вовремя спохватился), потом еще два года в университете в Берлине. Ехал он по делам товарищества своего родственника, главы династии, для переговоров со знаменитой фирмой Сименс-Гальске. Как оказалось, мы даже были знакомы через «одно рукопожатие» посредством лаборатории Лебедева в ИТУ.
Как только сосед отправился «разузнать насчет буфета», я вынул Наташину записку.
«Дорогой Михаил Дмитриевич!
Не представляете, как я огорчена, что наше общение было столь резко прервано и что причиной этому был мой поступок. Я потеряна и не могу принять эту внезапную перемену в моих родителях, но вынуждена подчиниться и уехать даже без того, чтобы объясниться лично.
Надеюсь, что у нас еще будет такая возможность и я останусь достойной вашего уважения и дружбы.
Не хочу говорить прощайте, а потому — до свидания.
Я невольно поморщился. Да уж… Надо будет непременно написать ответ через Бориса, бедная девочка укоряет себя, хотя виноват в этой ситуации в первую очередь барон. Да и я тоже хорош — нафига было вестись на такую явную подставу?
Я мрачно сложил записку в карман френча, застегнулся и отправился догонять Щукина и догоняться коньяком в буфете, в надежде залить испортившееся настроение.
Вагонные разговоры через общих знакомых и развитие техники свернули на развитие России — мне было любопытно послушать «а что скажет купечество?». Причем купечество не простое, а то, на чьи деньги состоится Декабрьское восстание в Москве, настоящее такое, из старообрядческой династии.
И купечество сказало — Щукина крайне волновал введенный недавно золотой рубль, поскольку он отлично понимал, что это означает открытие ворот для иностранного бизнеса и необходимость для доморощенных монополистов конкурировать с ним, не прячась более за протекционистскую политику правительства. Гриша (мы практически мгновенно перешли «на ты» и на Гришу с Мишей, что и закрепили на первой же станции в ресторане) всячески пенял Витте за «ущемление отечественной промышленности», за допуск иностранцев в Россию, за то, что они ставят заводы, где все мало-мальские должности занимают немцы, французы да бельгийцы с англичанами и тем самым «подавляют русского человека». Все это сильно напоминало боярскую оппозицию Петру — никак неможно отдавать православных под начало иноземов!
— Что-то ты, Гриша, недоговариваешь. Дело ведь не в том, что иностранные инженеры да техники командуют русскими рабочими, а в том, что европейцы лучше ведут дело и дают цену ниже, — добродушно заметил я в ответ Щукину.
— Конечно, дают!.. — бурно возмутился купец. — Но за счет чего? Поинтересуйся, каковы там условия труда, как выполняются государственные установления!