Нельзя сказать, что такие слова растопили лед недоверия опытных царедворцев, слышавших и не такую лесть. Однако заставили задуматься над сказанным: получалось, что русы не варвары и дикари, как их представили турецкие послы, обещавшие персидским войскам легкую победу. Если простые офицеры цитируют Хайяма и знают Фирдоуси, что известно их мудрецам и правителям? Откуда мог догадаться Ахтамкулла, что цитату из Хайяма и ссылку на Фирдоуси передали рано утром по радио из Петербурга и велели заучить наизусть. Не зря велели, сработали две фразы, поразили персидских вельмож до глубины души. После этого визирь спокойно выслушал два варианта развития событий, предложенные русами в неторопливом разговоре за чашкой чая.
В первом случае мирный договор можно подписать хоть сегодня на исключительно благоприятных для Персии условиях: никаких репараций, русские войска выходят из страны за пару недель, граница между странами остается на прежнем месте. От шаха Аббаса наместник Новороссии просит (!) сущий пустяк – передать в аренду русам небольшой участок пустынного побережья к западу от Бушира, безвозмездно, конечно, сроком на девяносто девять лет. Исключительно для добычи земляного масла, этого русы не скрывают, земляное масло нужно для русских машин (самодвижущихся повозок). И еще одно условие мира – беспошлинная торговля всем русским купцам в Персии, на всей ее территории. При заключении мира на таких условиях русы смогут продать шаху Аббасу много своего оружия, с помощью которого доблестные витязи вернут в состав страны не только Азербайджан, но и многие земли на западе, захваченные Оттоманской империей.
В случае если шах Аббас посчитает подобное предложение неприемлемым и не даст своего согласия в течение двух дней, русы продолжат свое наступление на запад войсками с востока, где остатки персидской армии не в силах их остановить, и группировкой под Исфаханом на север. В частности, отряд Макса фон Шмелинга легко превратит богатейшую столицу Персии в руины за полдня, выжившие горожане будут разграблены и захвачены в рабство. Сможет ли уцелеть сам великий потомок Сефевидов, русов уже не заинтересует, поскольку все захваченные земли они присоединят к своим владениям. Все персидские территории от долины Инда до Месопотамии и южного побережьям Каспийского моря станут русскими, боеприпасов для этого хватит. Скорее всего, часть персидских территорий захватит Турция, другую часть – Афганистан, самих русов это не будет волновать, поскольку с выживших персов они намерены собрать не менее пятидесяти миллионов золотых червонцев, не считая шелковых тканей и прочего имущества.
На такой, не слишком оптимистичной ноте закончились переговоры русского поручика Макса фон Шмелинга с персидским визирем Ахтамкуллой. Обсуждение условий, выдвинутых русами, проходило под непривычные звуки выстрелов из ружей и пулеметов. Русы полностью замкнули кольцо окружения вокруг столицы, демонстративно расстреливали всех, кто пытался выбраться из города. Для показа своих возможностей русская пушка за два выстрела превратила в щебень скалу, возвышавшуюся в полуверсте от южных городских ворот. Уже к вечеру русы пропустили к городским воротам очередного гонца из восточной армии. Сведения, доставленные несчастным, были неутешительны. Русское войско продолжало наступление, наголову разгромив последние отряды персидской армии под Сирджаем. Порт Бендер-Аббас русы уже захватили, город Сирджай остался без защиты и будет захвачен. Между столицей Персии и главными силами русов не оставалось никаких войск, кроме немногочисленных дружин местных феодалов.
Несмотря на неповрежденную печать донесения, гонца на всякий случай пытали, чтобы проверить; бедняга умер в пытках, так и не признавшись, что его подослали русы. Следующему гонцу, подтвердившему захват Сирджая русской армией, тоже не удалось дожить до вечера второго дня осады Исфахана. Собственно, в гибели несчастных не было смысла, ибо никто не сомневался – Персия лежит у ног русов беззащитная. И предложение Макса фон Шмелинга, более чем милостивое и щедрое, четко говорило персидскому шаху Аббасу, с кем следует дружить, – с русами. Именно они предлагают оружие, чтобы шах смог смыть горечь поражения на западе, отыгравшись на турецких воинах. Потому к вечеру второго дня из отведенного русами срока шах дал согласие на мирный договор по русским условиям. Новороссия получила доступный и богатый персидский рынок беспошлинно, а также свою нефть в Индийском океане, весь Дальний Восток стал таким близким, как привычные берега Северной Америки. В течение года после подписания мирного договора Персия обязалась закупить в Новороссии сорок тысяч ружей с патронами, за пластиковые деньги, естественно.
Сергей Николаевич Корнеев зашел в свое купе, снял верхнюю одежду и улегся на кровать поверх покрывала, подремать. Все-таки годы дают себя знать. В шестьдесят лет тяжело провести весь рабочий день без отдыха. Выручал личный поезд со спальным вагоном, это не в машине, где каждый буерак чувствуется. В поезде на получасовых перегонах можно вполне вздремнуть, а между Петербургом и закрытым городком Зеленоградом восемьдесят верст, почти час добираться, вполне достаточно для нормального отдыха. Министр промышленности Новороссии дремал под привычный перестук колес по рельсам и вспоминал сегодняшний день, выработалась к старости такая привычка. Особенно, когда не можешь уснуть от усталости в натруженных ногах.
Еще бы им не болеть, когда за три часа ни разу не удалось присесть, все на ногах да быстрым шагом. Первая половина дня прошла у Корнеева в посещении Петербургского моторостроительного завода, крупнейшего из двух моторостроительных заводов Новороссии. Ибо второй моторостроительный завод располагался в двухстах верстах севернее, в закрытом городке Березове, и представлял собой опытно-конструкторское производство, занятое разработкой новых двигателей внутреннего сгорания – на дизельном топливе и на бензине. Именно этот второй завод, как часто его называли, работал на будущее русского моторостроения. Там испытывали новые конструкторские разработки, отлаживали технологию производства, готовили оснастку. Только после этого передавали полный технологический комплекс на Петербургский моторостроительный, в серийное производство.
В столице изготовление двигателей ставилось на поток, именно отсюда поступали разнообразные моторы на корабельные верфи, на автозаводы, на летное производство. Именно здесь, в Петербурге, на таком сложном и большом производстве проходили практику молодые учащиеся технических училищ. Сюда приезжали на учебу инженеры и мастера с американской части страны, где планировали вскоре выстроить свой аналогичный завод. Именно на моторостроительном заводе получали свой первый рабочий опыт лучшие технические кадры страны. Не на оружейном производстве учить молодежь, в самом деле, и не на кораблестроительном. Именно на Петербургском моторном, как кратко называли первый моторостроительный завод, получали путевку в рабочую жизнь почти все инженеры и рабочие, проходившие учебу в столице. Потому что самые передовые методы обработки деталей и самая лучшая организация технологического процесса была именно в Петербурге.
На новейших станках и прессах, приводимых в действие электричеством, изготавливались две трети деталей для будущих двигателей, самые сложные и точные. Литейное производство было вынесено за пределы столицы, за полсотни верст от Петербурга. Там из слитков, доставляемых с материковой части Новороссии, отливали будущие карбюраторы, корпуса двигателей, заготовки для поршней и цилиндров и многие остальные полуфабрикаты. Все это доставляли по чугунке в столицу, на Петербургский моторный, где обрабатывали на «чистовую» и передавали в сборочные цеха. Именно сборочные цеха любили показывать гостям столицы наместник и министр промышленности. Там не было возможности гостям покалечиться, сунув руку в станок, как в токарных и прессовых цехах. А быстрые и точные движения рабочих, на глазах изумленных гостей собиравших двигатели, производили впечатление.
Особенно впечатляло количество женщин на производстве, которые составляли большинство среди контролеров и сборщиков мелких узлов. Рассказ руководства, что женщины за равную работу получают равную с мужчинами плату, шокировал многих иностранных и своих гостей. Все-таки в средневековой Европе положение женщин не слишком отличалось от уровня лошади или коровы, некоторые церковники даже отказывали женщине в отдельной душе, считая ее придатком мужской души. Женщины и мужчины работали в аккуратных синих комбинезонах, с волосами, убранными под косынку или береты, в защитных очках, словно сошли с плакатов по технике безопасности восьмидесятых годов двадцатого века. Девятичасовой рабочий день, чистые заводские столовые, где обед стоил дешевле, чем в городских столовых, яркое электрическое освещение и прочие мелочи из будущего доводили многих иностранных посетителей до шокового состояния. Тем более что цеха огромного производства находились под общей крышей, хорошо отапливались в зимнее время и доходили своей протяженностью до трех верст.
Помимо изготовления и сборки двигателей завод производил две трети метизов для своих нужд и на продажу. Линейка шпилек, винтов, гаек, болтов, шурупов и всего прочего была выстроена в привычной метрической системе, от миниатюрных М4 до огромных М40. Именно на Первом моторном Корнеев сконцентрировал массовое производство основных метизов всей Новороссии, добившись их фантастической для Средневековья дешевизны. Мало того что никто из мастеров Европы не мог повторить уникальные по качеству и точности резьбовые соединения русов, предпочитая использовать покупные гвозди, клинья, клепку и другие аналогичные крепления, еще и цена русских метизов выходила меньше, чем у кузнечных грубых самоделок, позволяя продавать их во всех странах. При этом доходность от продажи метизов соперничала с торговлей оружием; популярность винтов, гаек и шурупов росла в Европе с каждым годом. Более мелкие винты и гайки, используемые в часовом производстве, а также крупные метизы для кораблестроения и станкостроения, производили на других заводах, в малой серии.
Сегодня Сергею Николаевичу Корнееву пришлось пройти половину цехов моторостроительного завода от начала до конца, с многочисленными остановками на отдельных участках. Завод запустил в серию производство нового двигателя для самолетов, главный конструктор приехал эту линию проверять, с ним и Корнеев отправился. Он полгода не был на производстве, хотел взглянуть на новшества, недавно подписывал документы на монтаж новой технологической линии и трех штампов высокой мощности. Привычка старого инженера-производственника никуда не делась, министр прошел весь технологический цикл, сделал пару замечаний, посмотрел технологические карты у рабочих, документацию у контролеров. Поговорил со знакомыми, записал себе в ежедневник жалобы на смежников, отвел душу, одним словом. Будто вернулся в молодость, в родную Пермь, на двух заводах которой успел поработать до Камского речного пароходства.
Да, подумал про себя Корнеев, завод мы отгрохали вполне на уровне середины двадцатого века. Не стыдно такое наследство оставлять детям, лишь бы они все не профукали по известной русской привычке: что имеем – не храним, потерявши – плачем. Постепенно размышления о пути возможного развития промышленности на Острове перешли в сон. Проснулся министр через сорок минут, в момент остановки спецпоезда на территории закрытого города Зеленограда, центра радиоэлектронной промышленности Новороссии. Именно здесь работали заводы производства полупроводников, радиоламп, кинескопов, здесь и собирали всю радиотехнику страны, от привычных проводных динамиков до локаторов (визоров по-русски), первых телекамер и телевизоров (их отцы-основатели назвали теликами, вспомнив детство свое золотое). Завод был закрытым в полном смысле этого слова, но без высоких заборов и колючей проволоки, хотя чужаков вылавливали в считаные минуты.
Пока Корнеев приводил себя в порядок, выходил на перрон, где его уже встречали руководители города и начальник центра передовых технологий Максим Глотов, ему вспомнилась давняя морока перевода всей технической размерности и наименований на русский язык. Начинали давно, еще в середине семидесятых годов шестнадцатого века, на Урале, когда перевели таблицу Менделеева на русский язык, заменили не только символы, но и названия еще не открытых элементов. Слава богу, этим занималась Надежда Ветрова, главный химик магаданцев. Затем пришла очередь физических величин, трудно объяснить русскому человеку, почему единица силы называется ньютоном, а не ударом или кулаком, например. Разбирались долго, еще дольше привыкали, многие так и не привыкли, как сам Корнеев, часто путавший старые и новые названия. Потому министр промышленности последние годы не пытался вспоминать новые названия и размерности, пользуясь формулировками вроде «килограмм на метр квадратный», «килограмм в секунду» и тому подобными. Система СИ в свое время не зря была придумана, она позволяла избавиться от многих поправочных коэффициентов при расчетах.
Затем пришла очередь названий техники, при этом старались избегать длинных и сложносоставных названий. С тех пор экскаватор стал называться ковшарь, бульдозер получил экзотическое название гребец, понятие автомобиль вообще никто не озвучил, нынешнее поколение русов такого слова не слышало, все пользовались определением «машина». Хватило неразберихи, пока привыкли к новым названиям и терминам, но среди стариков нередко прорывались неслыханные молодежью слова, хотя все реже и реже. Пока об этом вспоминал, Корнеев спустился по ступенькам вагона, чтобы поздороваться с встречающими.
– Хвастайтесь быстрее, – не смог удержаться министр при виде довольной физиономии Макса Глотова, загадочно пригласившего его вчера по телефону посмотреть перспективную новинку.
– Пожалуйста. – Максим открыл Сергею Николаевичу дверцу легковой машины, пока единственной марки в мире, потому и анонимной, подобрать название руки не доходили. Забрался вслед за ним, после чего тронулись к заводу. Городские власти добирались на своем транспорте сзади, не мешали разговору давнишних знакомых. Глотов торжественно молчал короткие десять минут, пока ехали, затем шли по коридорам до нужной мастерской.
– Вот, Сергей Николаевич, – показательно небрежно махнул рукой Глотов на солидных размеров ящик, стоявший на столе в лаборатории. У ящика на передней панели виднелись двенадцатиразрядное ламповое табло и клавиатура, как у давно забытого калькулятора. Причем выполненная не из пластика, а с кнопками и панелью из слоновой кости. Пластик пока шел исключительно на выпуск денег, и его производство было укрыто вдали от Петербурга. Максим проверил, работает ли опытный образец, и дал отмашку министру промышленности Новороссии.
– Пробуйте, принимайте продукт!
– Гхм! – смог только откашляться Корнеев, так внезапно пересохло горло, когда он надел очки и разглядел старческим подслеповатым взглядом маркировку на клавиатуре. На двадцати белых кнопках из слоновой кости, расположенных прямоугольником, была нанесена черная маркировка. Она заставила сжаться сердце от воспоминания о давно забытом двадцать первом веке, даже двадцатом, о школьных временах. Поскольку на клавиатуре были двадцать с детства знакомых символов – десять цифр, запятая, значки четырех действий арифметики, равенство, сброс, включение и еще пара символов. Пальцы легко прикоснулись к клавишам, пробуя мягкость нажатия. Легкое движение – и замигало правое окошко лампового табло, высвечивая цифру пять.