— Какого рода?

— Простите, не поняла?

— Он подонок, — сказал Кензи. — Это сомнений не вызывает. Но обычно закон нарушают по какой-то причине, верно? Всегда есть мотив. Если кто-то крадет своего ребенка, он хочет, чтобы ему заплатили, или рассчитывает, что мать ребенка от него отстанет. Но у матери пропавшей нет денег, и она не подавала в суд на алименты. Неужели вы полагаете, что парень с таким психологическим портретом захочет забрать к себе двенадцатилетнюю дочь, со всеми вытекающими отсюда последствиями?

Эмили пожала плечами:

— Вы считаете, что засранцы вроде Лонни Каллена обдумывают свои действия заранее? Такие недоумки не знают даже дня своего рождения. Он украл дочь потому, что является преступником и идиотом и контролирует свои поступки не в большей степени, чем блоха на аукционе, где продают домашний скот.

— А как насчет версии о ее парне?

— Мы ею занимаемся.

И вот теперь Донтелл спросил Патрика:

— Ты ведь не веришь, что дело в ее папаше?

Кензи пожал плечами:

— Отцы-бродяги избегают своих детей, а не похищают их — во всяком случае, такие, как Лонни, который слишком долго не появлялся в семье. Ну а что касается теории с парнем, то девочка была знакома с ним всего три дня, они ни разу не ходили в кафе и не встречались с ее друзьями.

— Я могу сказать одно, — заметил Хоуи. — Чиффон — славная девочка, в отличие от свистушек из многоквартирных домов, которые постоянно болтаются на улице и говорят всякие глупости. Она была тихой, но… разумной, понимаешь?

Патрик сделал глоток пива.

— Нет. Расскажи.

— Ну, когда ты поступаешь на такую работу, как у меня, сначала нужно пройти испытательный срок — девяносто дней, в течение которых тебя могут выгнать в любой момент. После этого ты начинаешь работать на город, и нужно сильно нагадить, стать настоящим бен Ладеном, чтобы город от тебя избавился. Несколько недель назад мои девяносто дней прошли, и Чиффон не просто меня поздравила. Она угостила меня кексом.

— Серьезно? — Патрик улыбнулся.

— Конечно, она купила его в магазине, но все равно, — сказал Донтелл. — Это было приятно.

— Согласен, — кивнул его собеседник.

— Через двенадцать лет ты по своему ребенку поймешь, что в таком возрасте дети не думают о других. Все дело в том, что происходит здесь, — он постучал себя по голове, — и здесь, — он указал на свой пах.

С минуту они пили молча.