Вот полковник сунул свисток в рот, смотрит на часы. Сколько осталось жить? Минуту? Меньше? Приходится повернуться к роте. Суровые лица. Может быть, нам нужно умереть, чтобы покончить с длящейся пятый год бойней. Что ж… дело солдатское.
Свисток. Страх куда-то уходит, я ору обычное наше «Хуррэй», вскакиваю на бруствер. Оборачиваться не надо, я чувствую порыв роты спиной, да и уши глохнут от дружного крика. У нас пять секунд – до свистка, когда выжившим можно будет залечь, хоть ненадолго прикрывшись от неумолимого огня из окопов. Пользы, с точки зрения, потерь – никакой, лежащий солдат плохая цель для пулемета, но отменная – для шрапнелей. Зато с точки зрения «дойти-дорваться» – польза несомненная. Короткий рывок сделать проще, чем длинный. Да и заставить себя встать для быстрого броска тоже проще. Так что… Сердце отбивает секунды. Сегодня не было подготовки, и южане немного растерялись. Хорошо. Один бросок будет наш… Проснулись! Рядом тяжело хлюпает… значит, один из парней остается позади. Ну! Свисток?
Вместо команды залечь – тяжкое сотрясение земли. На месте позиций джонни – чудовищный всплеск земли, словно палкой по воде ударили. Над брызгами растут, раскачиваясь, кроны деревьев из дыма.
Да, умный Мак подготовил эту атаку! А нас послал не на убой, а так… забрать в плен уцелевших.
Цепь встала. У иных – рты раскрыты.
– Ребята, – кричу им, – похоже, сегодня мы перемажемся в грязи, как свиньи. Но Ричмонд – наш!
Мы орем, как безумцы, и – почти – как мятежники. Ног под собой не чуем, несемся вперед. Те парни в сером, что еще живы, и не думают сопротивляться. Победа! Неужели всё?
Увы, над головой поднимаются разрывы. Потом мы узнаем, что умники-саперы взорвали только пехотные позиции, хотя и на протяжении мили, и что южане успели развернуть к месту прорыва трижды скрепленные, трижды про́клятые пушки Уэрты. И все-таки – что такое батарея без прикрытия? Ни пехоты, ни «кофемолок», что норовят прихватить синие линии во фланг – так, чтобы каждая пуля находила две-три жертвы. Только шрапнель – издалека, и картечь – в упор. Потом – штыки! Мы на позициях и разглядываем чудовища, которые так досаждали нам последние два года…
Так 4 июня 1865 года мы вошли в Ричмонд…
Были баррикады на улицах, были пожары – и что бы ни долдонили джонни, и Белый дом, и Арсенал они подожгли сами, а там как-то само пошло. Трудно тушить город, в котором в тебя целится каждое окно. В огне и дыму перемешались части, из всех цветов остался – черный. И все-таки целые сутки хозяевами Ричмонда были мы, армия Потомака. Командующий сдержал слово, вошел в мятежную столицу.
В далекой Гааге от грозных известий бледнели русские и северогерманские дипломаты, и русского канцлера князя Горчакова вытаскивали из зала заседаний на носилках – американский штык достал сердце царского сатрапа и в Старом Свете![8]
Добрые вести позволяли держаться в аду городских боев, поддерживали наше мужество. Мы слышали о бегстве Джефферсона Дэвиса, о гибели Каменной Стены, о падении важнейших зданий и заводов. Мы побеждали! Мы не пали духом и тогда, когда среди пепла и сажи замелькали чистенькие мундиры чарлстонского гарнизона. Мы тоже умели строить баррикады – а трофейные пушки неплохо противостояли крепостной артиллерии города Отделения[9]. Мы повидали и алые кепи полков тяжелой артиллерии, и мундиры полков внутреннего охранения. Мы отбили атаки черных мятежников – вояк, дравшихся за хозяев удивительно храбро, но неумело[10]. Мы слышали голос «миссис Блэйкли», пытающейся нащупать позиции наших Пэрротов и Армстронгов.
А потом наши батареи смолкли, и пришло ужасное известие – Седой Лис, каким-то чудом пролетев половину континента, был здесь! Он вышел на реку Чикахомини, обрушился на наши тылы, сковал и разбил резервы, разрушил железную дорогу, с таким старанием перешитую на узкую, северную, колею.
Отличное состояние железнодорожной сети Юга сыграло с нами злую шутку: сто тысяч южан, которые, казалось, готовились к взятию Нового Орлеана, вдруг ударили нам во фланг и тыл. Наш «Наполеон», разумеется, выкрутился. Несколько маршей – и вот он снабжается не по железнодорожной ветке, а по реке Джеймс… Увы, нам пришлось оставить мятежную столицу. Но мы уходили, твердо зная, что скоро вернемся – и на этот раз навсегда. Юг – толстое дерево. Но у «молодого Наполеона» в достатке настойчивости, и зубы у северного бобра – крепкие. Его зубы – мы. Что с винтовкой, что с пушкой, что с лопатой. Нам ударили в спину – честные враги в сером, так называемые союзники из-за океана, пораженцы в тылу. Но мы никогда не забудем, как входили в поверженный Ричмонд. Не забудем, что эта страна была единой – и она будет единой, рано или поздно, так или иначе!
Голосуйте за Макклеллана!
Конструктор
Каково отцу хоронить ребенка?
И каково писать об этом официальный отчет?
А вот приходится. Фразы «множественные пробития каземата, обширные затопления, погружение броневого пояса, пожары, нарастающий крен, детонация погребов» звучат для конструктора примерно как для хирурга «шестнадцать колотых, семь огнестрельных, пробиты оба легких, задета печень – и голову оторвало».