— Слишком сильно. Чувствуешь? Приторный запах — с гнильцой, как цветы, застоявшиеся в вазе. Прямо тошнит от него, — проговорила она, но когда Рорк потянул ее из комнаты, Ева уперлась: — Нет. Я вспомнила. Я вспомнила. Спальня, их комната. В ней всегда именно так пахло. Слишком сильно. Слишком много духов. И секса. Потные тела и духи. Целая куча флаконов, бутылочек. Помады, дезодоранты, пудры. Нельзя трогать — иначе побьет. Она все равно побьет, потому что я тупая как жопа, уродливая и всегда лезу под ноги.

— Нет. Нет, детка.

— Да я в норме, в норме, просто воздуху не хватает, — выдохнула она. — Открой окно, а? Господи, да открой же ты это окно!

Рорк рывком поднял жалюзи и распахнул окно в ванной. Ева высунулась, жадно глотая ртом воздух, словно утопающий.

— Я в порядке. Просто накатило. Она хотела от меня избавиться. Я как сейчас их слышу. Обсуждают, спорят. Нет, ты прикинь: она хотела от меня избавиться! Я бестолковая, вечно голодная, вечно копаюсь в ее вещах. «Нужно скорей ее продать, хоть что-то получить за гребаную сучку», — говорит. А он ей отвечает: «Нет, потом за нее больше дадут, будем сдавать ее за деньги. За шестилетку по высшему разряду не заплатят. Зато будет ей лет десять, может, пораньше, начнем сдавать за деньги — лет пять-шесть только так грести будем, а потом скинем кому-нибудь по дешевке».

Рорк почувствовал, что просто раздавлен, уничтожен. Он прижался щекой к ее спине, и они оба застыли, вдыхая горячий свежий воздух.

— Позволь, я тебя отсюда увезу.

Ева нащупала его руку.

— Не могу я уехать, пока не пройду через это.

— Я знаю, — Рорк прижался губами к ее шее. — Я знаю.

— Я не понимала тогда, о чем они говорят, толком не понимала. Пока не понимала. Но мне было страшно. И они дрались. Я слышала, как они друг друга колотят, а потом трахаются. По-моему, после этого она и сбежала — или вскоре после. Он уже тогда начал меня лапать, делать со мной разные вещи, но после того, как она сбежала — с вещами и деньгами, — он, не знаю, озверел просто. Помню, как он тогда разозлился, надрался и впервые меня изнасиловал.

Ева сделала напоследок еще один глубокий вдох и вернулась в ванную.

— Ты это хотела найти?

— Нет, — Ева размазала по щекам выскользнувшие от досады слезы. — Нет. Я не думала, что что-то вспомню, что это место мне что-то напомнит. Все из-за этого запаха. Сейчас уже легче, сейчас уже выветрилось.

— Ева, когда мы вошли, запах здесь едва чувствовался.

— Ну, не знаю. Все равно, — она с силой вытерла насухо лицо.

Она пришла сюда делать дело, а не упиваться жалостью к себе.

— Надо все перевернуть в спальне, проверить, нет ли у нее там нычек. Мне кажется, куда бы мы ни въезжали, она всегда устраивала себе тайник. Еще одна заначка, чтобы отец не нашел. Если был хоть один шанс, что Макквин к ней приедет, в спальню он наверняка должен был бы заходить. Если она что-нибудь от него прятала, то однозначно там, куда бы он не заглянул. Наркотики, деньги на дорогу, может, еще что-нибудь.

— Например?

— Она считала, что любит его. У тебя что в кармане?