Этот мерзавец Эрик, рассказывал об этом появившись в штабной палатке через час после заката солнца. Из-за большого объёма информации, поступающей из мест, где проводилась спецоперация, многие службы были переведены на круглосуточный режим работы. Видимо доктор специально подгадал это время и его суховатый голос звучал под брезентовыми сводами штаба немного зловеще и таинственно. Его неизменный монокль в правом глазу, холодно поблёскивал на худощавом, покрытом глубокими морщинами лице, усиливая гнетущее давление тёмного дремучего леса - в этот момент, его близость ощущалась на подсознательном уровне ещё сильнее. Проще говоря, вся обстановка играла на руку рассказчику, чем он бессовестно и пользовался.
- Вот я осматриваю эти тела, и понимаю что эти люди никак не могли прийти на блок пост. Однако вижу что у убитых есть раны полученные уже после того как перестало биться их грешное сердце. - Рассказчик сделал многозначительную паузу и обвёл столпившихся вокруг него штабных офицеров своим без эмоциональным, выцветшим взглядом. - И тут, я вспоминаю про "Атаку Мертвецов‟: ну ту, которая в прошлой войне состоялась при штурме крепости у местечка Осовице. И думаю. Так может это была не метафора? А вдруг Иваны умеют мифическим способом посылать в бой своих недавно погибших воинов?...
По телу Пауля пробежал мерзкий, леденящий душу холодок, благо он как недавно прибывший чужак стоял немного в стороне от всех: где не привлекал посторонних взглядов. Однако от него не укрылось, что доктор еле сдерживает смех и ему стало понятно, что Эрик просто издевается над своими слушателями. И отчасти ему это удалось: так как несколько офицеров стояли бледными как альпийский снег и с расширенными от ужаса глазами. А врач, тоже увидевший достигнутый его рассказом эффект, спешно прокашлялся - дабы замаскировать вырвавшийся смех и как небывало, продолжил своё повествование:
- ... Конечно же, я моментально отмёл эту бредовую идею и сообразил, что этому есть вполне простое, и весьма логичное объяснение. Эти трупы на самом деле были убиты далеко от разгромленного блокпоста. Но бандиты использовали их для маскировки - они прятались под покойниками: посчитав, мало ли что может произойти. Вдруг какой либо наш внимательный стрелок заметит, как "убитый‟ моргнёт, или сглотнёт слюну или немного пошевелится. А так, у всех на виду лежат настоящие мертвецы, которые закрывают собой живых. Мне кажется, что моё объяснение весьма логично. И вполне проясняет коварство нашего врага.
Штабисты загудели, кто-то возмущался подлостью Иванов, кто-то подтрунивал над теми, чей испуг был наиболее нагляден. А Кальбель, принявший рассказ медика слишком близко, решил не рисковать и дабы не стать объектом насмешек, поспешно отошёл к стендам с картами местности, где начал в который раз рассматривать отметки указывающие где были боестолкновения с разбойниками, где они совершали свои диверсии и так далее. Везде, возле каждого обозначения стояла дата события, которое оно фиксировало. Вроде всё было знакомо, как-никак но после того как возглавляемое им подразделение понесло недопустимые потери - большинство которых было получено из-за дружественного огня, Пауля временно прикомандировали к штабу карательной операции на должность планшетиста. Спасибо что не отдали под трибунал. Так что он собственноручно всё это и наносил.
Видимо гауптман не был оригинальным в своём способе скрыть свою реакцию на страшилку доктора: справа от него остановились ещё два штабных офицера, которые стали усиленно рассматривать закреплённые на щитах и исчерченные яркими пометками листы. Впрочем, один из них тихо, но весьма возмущённо - скорее всего в большей степени возбуждённо шептал:
- ... Эти Иваны жуткие варвары. Это же надо, добровольно укрыться трупами своих сородичей-коллаборационистов, и всё это только ради того, чтобы поближе подкрасться к нашим парням. Ты прав Генрих, они не способны на честный бой - поэтому мы их всех уничтожим. Эту скверну надо выжигать калёным железом.
А Кальбель, чувствующий что нервная дрожь вызванная внезапно возникшим страхом, ещё не утихла решил держаться от всех на некотором расстоянии. Стараясь, чтоб всё выглядело как можно непринуждённее, он перешёл к соседнему - самому крупному стенду, с картой отражающей максимально больший участок территории. Расслабленный взгляд Пауля скользнул по уже выученной наизусть карте:
- Здесь подрыв рельс;- мысленно отмечал опальный офицер, - здесь разобранные пути - наивные бандиты рельс бросили неподалёку; тут срублены телефонные столбы; ага, банальные завалы на дорогах; угу, заминированные дороги рядом с местом крушения поезда. А вот здесь, делали тоже самое: минировали продуманно ....
Чем Пауль больше всматривался в карту, тем сильнее у него возникло чувство, что он чего-то упустил; может быть чего-то не обобщил, а что именно, пока было непонятно. Снова и снова пересматривая карту, гауптман старался уловить ускользающие признаки того, что привлекло его внимание. Вскоре, перерыв закончился, и все присутствующие занялись своими делами. Вот и рябой, очкастый, чахлый штаб-ефрейтор, держась как хорошо вышколенный лакей, поднёс Кальбелю обобщённые данные как по прорвавшим окружение, так и не сумевшим это сделать группам партизан. И вот когда гауптман старательно переносил информацию на карту Белоруссии, его настигло прозрение. ...
Ещё не сильно пожилой, но уже страдающий от многих боевых ранений полученных на прошлой войне полковник Максимельян фон Барнхельм, снова не выспался и соответственно чувствовал себя весьма отвратительно. Что было не мудрено: у него было не то здоровье, когда походные условия жизни не отзываются болью в старых ранах, а бессонная - урывчатая ночь, хронической усталостью. Но коли служба зовёт, то приходится сжимать свои недуги в кулак и служить верой и правдой: как многие поколения его достойных предков.
Как обычно, рано утром полковник вошёл в большой штабной шатёр. И как всегда, он появился мрачным как туча: хмуря брови и плотно сжав губы так, что все недавно приданные под его начало подчинённые были уверены, что Максимельян постоянно ищет очередную жертву для начальственного разноса. Те кто уже успел как следует послужить под началом фон Барнхельма, уже привыкли к этой маске и никак на ней не реагировали: а вот Пауль до сих пор испытывал сильный дискомфорт от встречи со своим новым начальником. Ему было невдомёк, что строгая маска гера оберста, всего лишь должна была скрыть от окружающих любую мимическую реакцию на боль или недуг мучащие его израненное тело.
С порога обведя стоявших по стойке смирно подчинённых тяжёлым взглядом, полковник вскинул руку в ответном приветствии.
- Доброе утро господа. Надеюсь, у вас есть чем порадовать старика? - Несколько фамильярно проговорил Максимельян, обращаясь сразу ко всем присутствующим офицерам.
- Позвольте господин полковник! - Нетерпеливо выкрикнул неблагодарный гауптман, да так поспешно, что заглушил своим голосом последнюю часть задаваемого вопроса.
Фон Барнхельм давно приметил этого исполнительного, и как это не странно звучит, наглого офицера. Когда выделенная под его подчинение рота понесла неоправданные потери: Максимельян вывел этого мальчишку из-под удара, сделав его штабным служащим, а в рапорте, всю вину свалил на погибшего ротного. И где благодарность? Этот щенок, до сих пор смотрит на полковника волком.
- Интересно, что он такое знает, что так спешит мне об этом доложить? - Подумал фон Барнхельм, а вслух произнёс. - Слушаю вас господин Кальбель.
Отчего, видимо ожидавший что ему откажут в праве высказаться гауптман, нервно поиграл желваками, но быстро подавив эмоции, указал рукой на стенд с самой большой картой.
- Прошу вас господин полковник, подойдёмте к этой самой крупной карте. Я вам должен кое-что показать.
Удивившись такой напористости офицера, и сдержано покачав головой, фон Барнхельм неспешно проследовал к стенду, к которому его так настойчиво пригласили.