Этим все решилось, и Ларри это устраивало. На самом деле теперь, оказавшись один на один с этой дверью и вспоминая тот день в 1993 году и прочие подобные случаи, он почувствовал только облегчение. Он не смог бы спать в этом доме, даже если бы имел такую возможность.

Он не сомневался, что без труда найдет жильцов. Район был стабильным, безопасным, удобно расположенным. Немного пройдешь пешком на северо-запад – и центр, чуть-чуть прогуляешься в противоположном направлении – и озеро Васкана. Монреаль-стрит тихая и широкая, обсажена старыми деревьями, и сам дом славный: светло-голубой с белой отделкой, большое деревянное крыльцо, огороженная перилами площадка на крыше, а во дворе растет высоченный маньчжурский ясень, корни которого начали пробиваться сквозь асфальт тротуара. И никаких цветов, как и хотели привидения.

Устанавливая на лужайке табличку «Сдается», Ларри подумал о женщине из продуктового магазина. Вдруг она ищет жилье? Но тут же он вспомнил и ее смех. Как будто сама мысль о том, что такая женщина, как она, даст номер телефона такому, как он, была настолько нелепой, что ответ даже не требовался, и они оба это знали.

Первая съемщица позвонила в тот же день и выразила желание въехать немедленно. Ее звали Мод, и это не была женщина из магазина. Она оказалась сухой и угловатой, часть ее персоны скрывалась под большой развесистой шляпой. Она сняла квартиру наверху, 2139А. По возрасту она как будто годилась Ларри в бабушки, но была для этого недостаточно уютной. С собой она привезла кошку и диван (который называла «честерфилдом»). Мод казалась хрупкой и плаксивой; она сказала, что это единственное имущество, на которое она еще может смотреть без слез, а все остальное она наконец-то распродала. Ларри не спросил, почему, хотя ему показалось, что она напрашивается на расспросы: прошептав эти слова как будто в воздух, она искоса посмотрела на него, чтобы оценить его реакцию.

Перед тем как он ушел, она похвалила его футболку с надписью «Герои Хогана»[1], пробормотав что-то о «телевидении, которое тогда было хорошим», и у него не хватило духу объяснить, что майку он купил на панк-шоу, что «Герои» – это группа, которая ему нравится, и что он в жизни не видел ни одного эпизода из допотопного сериала.

Неделю спустя в цокольную квартиру, 2139С, въехала студентка университета по имени Маккензи. Маккензи была высокой, уверенной и спортивной, с иссиня-черными волосами и яркой татуировкой, тонкие линии которой тянулись от локтя до рукава футболки, как цветные вены-паутинки. С виду Маккензи, пожалуй, смахивала на представительницу столь любимой Ларри панк-сцены времен его молодости, но все же это было не то: слишком изящна эта татушка, полускрытая в рукаве, да и вся она слишком чистенькая, зализанная и новомодная. (Панк превратился в сплошное позорище. Хотя Ларри и старался не зацикливаться на этом, у него плохо получалось.)

Как у любого юного существа, только что выпорхнувшего из родительского дома, мебели у Маккензи было еще меньше, чем у Мод. Но чемоданов у нее оказалось видимо-невидимо, как будто ей каждый час требовалась новая рубашка. С подружкой примерно того же возраста они подъехали на двух машинах, перетаскали вещи Маккензи вверх по ступенькам крыльца и вниз по лестнице в подвал, словно два муравья, собравшихся на пикник, а потом еще битый час болтали и смеялись на крыльце. Все это время Ларри неловко топтался рядом, чтобы наконец отдать ключи.

Наконец подружка уехала, прихватив пару пустых чемоданов. Вместе с ней, казалось, уехала и спокойная уверенность Маккензи, и та внезапно превратилась в обычную тихоню. Она как будто перестала соответствовать своей одежде и коже: как будто кто-то другой побывал в ее теле, нарядил его и разукрасил, а потом бросил ее в чужих дырявых джинсах перед чужим домом, сбитую с толку и растерянную.

Она едва слышно пробормотала «спасибо», взяла у Ларри ключ и юркнула в свою квартиру. Ларри услышал, как Маккензи захлопнула дверь, заперла ее на замок и задвинула задвижку.

«Главная» квартира 2139B, занимавшая весь первый этаж, пустовала почти целый месяц, и наконец ее сняла женщина по имени Сунна. У нее были длинные блестящие ногти, короткие блестящие волосы и аккуратный ряд белых блестящих зубов во рту, улыбавшемся, не затрагивая остальной части лица. Она была необычайно красива, но совсем не той красотой, что женщина из продуктового магазина. Если та женщина могла бы украсить собой обложку любимого панковского журнала Ларри «Бритвенный пирог»[2], Сунна больше подошла бы для рекламы духов. Или могла бы играть адвоката в телесериале.

Отношения с Сунной сложились не очень хорошо: когда он подошел, чтобы отдать ей ключ от дома, она осторожно взяла ключ большим и средним пальцами, как будто он был грязным, коротко сказала «спасибо» и открыла дверь, даже не взглянув на Ларри, хотя он продолжал болтать о ключах, почтовых ящиках и соседках, живущих в 2139A и 2139C. Но все же с того дня при каждом телефонном звонке он надеялся – а вдруг это она просит его починить посудомоечную машину или что-то в этом роде. Он не влюбился лишь потому, что теперь был настороже.

О привидениях он не сказал жильцам ни слова. Скоро они сами все узнают.

Жильцы Монреаль-стрит 2139 получают письмо

Сунна

Сунну перевели на работу в другой город, и она изо всех сил пыталась не принимать это как личное оскорбление. Не то чтобы она хотела остаться – наоборот, больше всего на свете ей хотелось уехать, но ей не нравилось, что ее оправляют как будто в ссылку. Отъезд должен был стать исключительно ее инициативой, так, чтоб остальные умоляли ее не уходить.

Но сеть «Огненный фитнес» расширялась, появились новые филиалы в Альберте и Саскачеване, и с точки зрения логистики наиболее разумным было отправить туда Сунну. Так что Сунне приходилось делать вид, что ей грустно (не хочется уезжать), но не слишком грустно (чтобы не передумали и не послали кого-то другого); на самом деле она чувствовала только облегчение. Она должна была уехать из этого города, где все знали Бретт, но не знали Сунну, где лицо Бретт улыбалось с рекламных щитов и вывесок в метро и украшало собой модные мероприятия и благотворительные ужины, куда ее наперебой приглашали. Город принадлежал Бретт; Сунне давно не хотелось здесь жить, но до сих пор у нее не было повода уехать.

Теперь Сунна летела на запад и почти всю дорогу размышляла обо всем, что обычно беспокоит тех, кто снимается с насиженного места. Бежала ли она «прочь» от старого или «навстречу» новому? Потерпела неудачу или переросла свое окружение? Был ли ее переезд глупо импульсивным или волнующе спонтанным? Наконец самолет приземлился в городе, где ей отныне предстояло жить. Реджайна, Саскачеван. Город королевы. Динамичная столица Большого Зажопья. Сунна успела прийти к самым нелестным для себя выводам. Она бежала прочь – от Бретт. Она потерпела неудачу во всем, за что когда-либо бралась, и ее согласие на переезд – большая ошибка, вызванная страхом и вечными промахами.

Но, даже совершив ошибку, можно ее исправить. Обратный рейс стоит несколько сотен долларов, а такси из аэропорта до отеля – всего пятнадцать. И может быть, в этом крошечном городе она найдет свое счастье. И найти его будет нетрудно: здесь так мало места, что ему попросту негде прятаться.

Несколько дней спустя она нашла более или менее постоянное жилье и приняла ключи от дома от тощего парня, одетого, как четырнадцатилетний подросток. Он боялся посмотреть ей в глаза, но без умолку болтал о ключах, почтовых ящиках и других жильцах, живущих выше и ниже нее. Совсем не таким она представляла себе владельца этого великолепного особняка.

А еще неделей позже, когда она достала из ящика письмо, ей и в голову не пришло, что оно могло предназначаться ей. Ее друзья не пользовались черепашьей почтой. И, если честно, у нее не было друзей.