Александр Бурко. Центр

5 июня, воскресенье, утро

Информацию по допросам дали Бурко еще в четверг, в середине дня. Пасечник передал ему несколько дисков и сказал:

– Тимохин раскололся. Здесь все.

– Если кратко?

– Домбровский, Берман, Биллитон и Тимохин убили этот мир, воспользовавшись вирусом «шестерка», похищенным из лаборатории.

– Взрыв?

– Организован Берманом. Хотели все свалить на дочку покойного Дегтярева, которая в «зеленых» состояла.

– Мотивы?

– Несет ахинею, но мне кажется, что просто интеллигентные люди заигрались. Ну и комплекс бога, возможность погубить мир и потом сознавать, что именно ты, такой великий, это сделал.

– Спасибо. Оставьте меня, я посмотрю.

Он заперся в кабинете и весь день, не отвечая на телефонные звонки и не выходя оттуда, смотрел и пересматривал видеопротоколы допроса Тимохина, сжимая кулаки до белых пятен. Лишь глубокой ночью, скорее уже под утро, он позвонил Пасечнику, разбудив того, и отдал уже несколько вполне конкретных приказов.

С Домбровским он увиделся на следующее утро, за завтраком, который накрыли в общей столовой «Господского Дома». Там обычно собирались лишь сам Бурко, Домбровский, Салеев и Пасечник, которые раньше всех отправлялись на работу. Семьи просыпались позже и ели у себя в квартирах.

Сегодня они завтракали с Домбровским вдвоем. Пасечник и Салеев ушли раньше, сославшись на дела. Бурко сумел не подать вида, что ему что-то известно. Спокойно болтал с Николаем о всякой ерунде, просил передать соль, пожимал руку, в общем, тот ничего не заподозрил.

Бурко пока вообще не мог понять, как ему на это реагировать. В глубине души он был даже рад, что все произошло так, как произошло, нынешняя его жизнь была куда интересней той, что он вел раньше. И еще он почти ликовал, осознавая, что это все же не он, не он убил этот мир, а кто-то другой. Если бы это не был Домбровский, он бы, ни секунды не раздумывая, отдал бы его «Пасеке», и пусть те делают что угодно для того, чтобы искупительная жертва была принесена торжественно и кроваво. Но с Домбровским, с которым дружил с детсадовского возраста, так он поступить не мог. Несмотря на весь цинизм Бурко, такие вещи, как семья и дружба, по-прежнему числились у него в списке сакральных, образовывали в его душе тот маленький уголок чистого, в котором он мог прятаться от себя остального – хищного, прагматичного, жестокого.

В конце концов решился сделать то, что задумал вчера, сказал:

– Коля, поболтать с тобой хочу, и проехаться надо. Составишь компанию?

– Не вопрос. У меня сегодня серьезной работы и нет, так, сотрудникам на мозги только капаю. А куда?

– На новый КП. Мне по делам туда, ну а ты так просто, до кучи. Не возражаешь?