— На охоту будете ходить по очереди, Лар будет отбирать охотников, остальные будут работать и слушать Рага. Поочередно показываю на одного и второго своих помощников.

Вроде все сказал, даже устал от своего многословия сегодня.

— Лар, пусть начинают рубить ветки и ставить хижины. До ночи все должны получить свои жилища. Иди и смотри, чтобы все работали, — отпускаю охотника, который начинает раздавать указания мужчинам.

Вырывая ямки своим мачете, рассадил кусты малины, заставил полить кусты Бара, наказав ему поливать каждый день. Малину я посадил чуть в стороне от поселения, в пальмовой роще в южном направлении. Там же планировал построить себе нормальный дом: выйду во двор и под носом кусты малины, практично и полезно. Отряхнул руки, надо было проведать роженицу.

Захожу в хижину Рага: малыш наелся и спит, женщина не стонет, но бледность у нее выраженная.

— Лоа, покорми ее, ей надо хорошо кушать, — даю наставление и покидаю их.

Иду в свою палатку в сопровождении Нел: этот бег и напряженная операция меня вымотали. Нел спрашивает, буду ли я кушать, но я только отрицательно мотаю головой. Мне надо поспать, чтобы восстановиться. Едва войдя в палатку, валюсь на шкуры и моментально засыпаю. Снится мне Наталья Ивановна Беленец, заведующая кафедрой акушерства и гинекологии во втором медицинском. Она просто в гневе, отчитывает меня за непоставленный дренаж при операции в антисептических условиях.

— Идите вы к черту, Наталья Ивановна, — посылаю ее. — Если вы такая умная, сделайте операцию лучше сами.

Просыпаюсь весь в поту, во рту пересохло, прикладываю руку ко лбу — у меня жар.

«Малярия, ОРВИ или пищевая токсикоинфекция», — пытаюсь вспомнить заболевания, сопровождающиеся высокой температурой. Комаров здесь не видел, значит малярия отпадает. На улице ночь, Нел возится с котелком, начищая его песком. Увидев, что я проснулся, кидается ко мне, но я ее останавливаю резким криком:

— Не подходи, стой, где стоишь!

Лицо девушки при свете костра приобретает удивленно-обиженное выражение, я никогда не кричал на нее. Успокаиваю ее, чтобы не разревелась, хотя женщины в каменном веке не плачут.

— Я заболел, Нел. Это может быть опасно, не хочу заражать тебя.

Из моей фразы она понимает не все, но слова «заболел» и «опасно» вычленяет быстро.

— Макс, ты можешь умереть? Но ты же Великий Дух, духи не умирают.

— Нел, даже Духи иногда болеют. Ты сегодня пойдешь спать в хижину Бара, просто оставь мне еды немного и уходи.

— Макс, я твоя женщина и буду спать с тобой. Что будет с тобой, будет со мной, — в ее голосе столько решимости, что не пытаюсь возразить. Меня беспокоит другое: каков иммунитет у первобытных? А если у меня что-то из двадцать первого века? Например ангина, стрептококк, до сих пор дремавший и решивший проснуться? Я же могу устроить геноцид всему каменному веку. Они не встречались с этими бактериями, и их иммунная система не сможет создать иммунный ответ. Человечеству понадобились тысячелетия и миллионы смертей, чтобы научиться противостоять бактериям. И то с помощью антибиотиков и лекарств.

Среди медикаментов со станции были и амоксиклав, и цефтриаксон, и даже десять флаконов меропонема. Но это мизер, мне надо научиться выращивать пенициллин. История открытия пенициллина Александром Флемингом — любимая история во всех медицинских вузах. Мне всего-то нужен плесневый грибок, но это все потом, сейчас надо было вылечиться самому и предотвратить заражение в племени.

Попытался сосредоточиться на собственных ощущениях: высокая температура. Чувство саднения в горле, сухость во рту. Взял кусочек мяса под взглядом Нел и прожевал. Так, глотание затруднено, ясно: у нас стрептококк, и рисковать здоровьем Нел я не собираюсь.

— Нел, — в моем голосе металлические нотки, — ты сейчас пойдешь в хижину Бара, со мной все будет хорошо, я Великий Дух и знаю, что делать.