– Ты же хотела посмотреть.

– И так понятно, – вздохнула Ая. – Распиливать будут?

– Необязательно. Распиливать – слишком просто…

– Пойдем?

– Хорошо.

Мы спрыгнули с подоконника, прокрались вдоль стены, выскользнули из холла и перебрались в мою комнату.

– И какой в этом все-таки смысл? – спросила Ая.

– Культура, однако, – ответил я.

Надо было накормить неонов.

– А почему писатель так радовался, когда его книгу рвали? – продолжала расспрашивать Ая.

– В этом вся соль. – Я насыпал неонам сушеной коретры. – Вандализировать можно только настоящее, то, что является действительно ценным. Если предмет вандализируют, то он уже как бы переходит в идеальный мир. Поэтому пстель и радовался.

– Но он же сам мог свою книжку порвать, – возразила Ая.

– Сам кто хочешь порвать может, я же говорил тебе. А ты вот попробуй убедить порвать художника! Попробуй вандализируй!

Из подводного горшка высунулся разведочный неон, схватил коретру, спрятался, двигая жабрами, в субстрат. И тут же остальные накинулись.

– Так что вот как-то так.

Я достал из кармана челнок. Сердце швейной машинки. Забавно. Ее сейчас там вандализируют, а сердце у меня осталось. Тяжеленькое. Я открыл дверь в кладовку, хотел челнок на полку пристроить, но из кладовки вырвались коптеры, насаженные на кукан, закружились по комнате, застыли.

– Странно тут, – сказала Ая, поглядев на зависших под потолком коптеров. – Когда меня отец сюда отправлял, он мне говорил, чтобы я предупредила… чтобы вы начинали строить лазер… А вы тут машинки швейные распиливаете.

– Но ты же предупредила, – возразил я. – Ты же рассказала, что на Землю летит метеорит, пстель теперь его отгонять будет.

– Я думала по-другому…

– Да брось ты про это мучиться, – сказал я. – Шклянский все наладит. Пойдем лучше погуляем. Через два уровня вверх бассейн старый есть, там утки теперь живут.