Глава II Голос

— Влад…

Он услышал сквозь тьму женский голос. Несмотря на тянущую тяжесть, которая неожиданно сковала все его тело — даже такой простой жест, как движение век казался невозможным — Владислав открыл глаза, и картина, развернувшаяся перед ним, повергла его в шок. Он опять сидел, упершись о бетонную стенку спиной, и наблюдал, как Катю, ту самую Катю Ульман, пронзило штыком неизвестное ему существо.

— Помоги мне!… — хрипло просила девушка. — Мне… больно… — ее все больше и больше утаскивало во мглу, откуда вскоре раздался душераздирающий крик и чье-то мерзкое чавканье.

Из темноты жадно блеснули два алых глаза. Рык разнесся по всей комнате, и опять Влад почувствовал эту отвратительную боль в шее.

— А-а-а-а! — со вскриком Влад подскочил на матрасе, открывая глаза.

Пытаясь отдышаться и понимая, что это очередной сон, парень лег обратно на свою импровизированную постель, сооруженную в палатке. Он не мог поверить, что это снится ему вновь и вновь, и перед ним, в видении, снова Катя. Все могло бы показаться чистым совпадением, если бы не аудитория, в которую поселили Влада с еще четырьмя такими же солдатами, среди которых была и Ульман.

— Парень, — в палатку к Владиславу просунул голову блондин с темно-зелеными, точно у кота, глазами, — с тобой все нормально?

— Ага… — все также тяжело дыша, отмахнулся Влад. — Извини, если разбудил.

— Ничего, — кивнул парень. — Мы уже час назад встали. Тебе бы тоже надо очухаться. Через десять минут придет учитель.

Влад приподнялся на локтях, медленно приводя себя в сидячее положение — в голове до сих пор был сумбур от увиденного кошмара. Он похлопал себя по щекам, чтобы окончательно проснуться, расстегнул молнию рюкзака с вещами и едой, валявшегося рядом, который принес ему вчера отец, достал оттуда булку и банку шпрот. Парень разломил хлеб пополам и, сделав себе парочку бутербродов, начал спешно их поглощать, пока не почувствовал себя сытым. Теперь можно было вылезать из палатки. Аудитория была большой, шла лесенками вниз, и на каждой широкой ступени стояли рядами парты, покрытые пылью времен, на удивление, выглядевшие вполне целыми. Солдаты спали на том месте, откуда раньше преподаватель читал лекции и давал указания для практических занятий, окрикивая болтающих или дремлющих на задних рядах студентов. Аудитория вся разваливалась: два полуразбитых окна выходили на постоянно темную теперь улицу; в стенах зияли дыры, из которых бил поток непрекращающегося ледяного ветра; повсюду расползлась плесень от навечно воцарившейся в плохо отапливаемом помещении сырости, а на полу, не останавливаясь ни на минуту, деловито сновали какие-то мелкие насекомые, заползающие повсюду и мешающие Владу спать. Везде валялись тетрадки, мятые или полусгоревшие листы бумаги.

Как говорится, все имеет свою историю. Так и в этой аудитории ощущался почти физический, вызывающий неприятный холодок, до мурашек «привет из прошлого». На полу, среди кусков штукатурки и грязи, виднелись стекла некогда стоявших на партах пробирок. Зайдя в препараторскую, становилось не по себе. Даже спустя столько времени бездействия, разбитые реактивы словно пытались удушить, и задерживаться здесь казалось безумием. Владислав вышел из препараторской и закрыл за собой дверь. В аудитории парня заинтересовала одна парта: на ней не было пыли, и, подойдя, он все рассмотрел получше. На нижней полке он нашёл две газеты, которые давно уже были почти истлевшими, чуть ли не рассыпающимися, со слепленными листами, и разъединить их было подобно разрыву истории. На первом листе было написано «1991 г.» и заголовок: «Монстры! Всем срочно эвакуироваться». Вторая газета гласила: «США пали! Кто следующий?». Владислав долго рассматривал выцветшие печатные буквы, а потом протянул руку вглубь парты, медленно и с опаской изучая каждый сантиметр в поисках чего-то еще, и правда — в левом углу он нащупал мягкую бумагу, подцепил ее и вытащил ее на свет. Скомканная пачка листов оказалась третьей газетой. Влад стряхнул с нее вековую пыль, осторожно разглаживая. Черно-белая фотография не пострадавшей от сырости первой страницы порадовала своей целостью. Он аккуратно развернул газету: «Зверь ищет свою добычу, — значилось в заголовке. Влад читал и впитывал все в мельчайших подробностях. — 1991 год. 25 ноября. Первый эпицентр — Новосибирск… Что нам делать? Кто нас спасет? Почему правительство бездействует?». Фото было устрашающим: проезжая часть, где на бегущих прохожих нападают монстры, и обороняющиеся от них, в большинстве своем безоружные люди, у которых, с очевидностью, ничего не получается… Плач, который словно слышался Владу с выцветшей фотографии, щемил сердце, как и люди, запечатленные сидящими возле трупов детей. Люди, которых давно уже нет — а боль их была так ощутима даже спустя почти век.

Парень собрал все три газеты, сложив их стопкой, зашел в палатку, открыл рюкзак и положил газеты со всей аккуратностью, с какой смог, словно он укладывал спящего ребенка в кроватку, чтобы тот не пробудился. В теперешнем мире учебников или книг не осталось — они в первую очередь пошли на топку для костров, но человечеству этот шаг дался трудно, почти невыносимо. Отец рассказывал Владу, что в книгах заключались все знания мира, но людям необходимо было тепло, и ничто более не горит так хорошо, как бумага. Другого выбора не было. В клане, где состояли Владислав и Андрей, была, по праву названная великой, библиотека. Она располагалась в конце города, в противоположной стороне от штаба, где хранились миллионы книг, и каждый день людям выдавали по две книги для разжигания в баках костра. Только одна теперь вещь имела историю — газеты. Они очень хорошо продавались, но почти все просто хранили их у себя дома. У Влада в шкафчике для вещей было две стопки, по пять газет в каждой.

Вспомнив, что скоро придёт учитель, Владислав быстро застегнул рюкзак, снова вылез из палатки и подошел к умывальнику, который находился в левом углу аудитории. Умывальник представлял из себя шланг с краном, а в полу — водосток, чтобы здесь не случилось потопа. Парень умылся и подсел к курсантам, которые собрались кругом в центре аудитории.

— Давайте познакомимся, всё-таки нам придется жить вместе, — осмотрел всех блондин и широко улыбнулся. — Я начну первый. Меня зовут Кирилл Сафронов, — парень был тощий, маленького роста, и все, что его выделяло, это милая мордашка и яркие зеленые глаза.

— Виктор Пронин, — другой парень, что представился, был высоким и подстриженным почти под ноль.

— Маргарита, — кротко проговорила девушка, следующая по очереди, — пухленькая, с розовыми щечками и туго заплетенной каштановой косой. У некоторых в клане не было фамилий: так обычно бывало у сирот.

— Екатерина Ульман.

— Владислав Самойлов, — немного замялся Влад, последний и замыкающий круг. — Рад знакомству.