Сейчас мадам Бертеги казалась совсем старой, обессиленной.
— Поэтому он и убил быка, — сказал Бертеги. — Хотел предупредить вас, чтобы не болтали. Иначе у вас будут неприятности посерьезнее.
— Да… Но мой старик ничего не понял. Моризо никогда не хотел ничего замечать, ни во что верить. Он даже не стал меня слушать, когда я рассказала ему про свет, который видела в Талькотьере… А иначе… иначе он бы никогда не стал вызывать полицию. В таких случаях местные предпочитают не иметь с ней дела…
— И вы по-прежнему стояли бы в туннеле и смотрели на детей внизу, тонущих в море крови…
Бертеги отпил глоток уже совершенно остывшего кофе и поморщился.
— Но, может быть, это был и не Пьер Андреми, — продолжал он, чтобы подтолкнуть старую женщину к размышлениям. — Анри Вильбуа, например…
— Вильбуа, — повторила она задумчиво. — Да нет, вряд ли. Он сейчас был бы уже совсем старый. И потом, он гораздо ниже ростом. Почти коротышка.
— Так значит, вы его тоже знали? — с удивлением спросил Бертеги.
Мадам Моризо повернула голову и наконец взглянула ему прямо в глаза — с искренним недоумением.
— Конечно. Они оба постоянно здесь ошивались.
— Вы хотите сказать, они были друзьями?
— Насчет дружбы не знаю. Разве у таких людей бывают друзья? Но, во всяком случае, их что-то связывало.
Бертеги хотел с азартом стукнуть кулаком по столу, но удержался. Вот оно, общее звено, связывающее Пьера Андреми и Одиль Ле Гаррек! Он поднялся, ощущая новый прилив энергии, и вместо прощальных слов произнес:
— Вы так и не сказали, что ему здесь понадобилось.
Мадам Моризо подняла голову и проговорила:
— То же, что и всем. — И, видя вопросительное выражение лица Бертеги, добавила: — Он ищет ребенка.
Глава 66
Парк был безмолвным — в нем не было слышно ни малейшего шороха, ни даже тех странных звуков, которые раздавались здесь порой… Обычно деревья в тумане казались одушевленными существами, живущими какой-то своей отдельной жизнью. Но сегодня ночью было иначе. Все было иначе: перед этим снег падал, не переставая целую неделю и только сегодня начал понемногу стихать. Теперь парк, подобно всему остальному городу, был под плотным белым покровом, под которым лишь смутно угадывались очертания деревьев, кустов, скамеек, декоративных камней…
Я оглядел высокую решетчатую ограду и вспомнил подростков, которые перелезли через нее однажды ночью двенадцать лет назад. Все они погибли, кажется, из-за передозировки наркотиков — один из них обезумел и убил своих приятелей. Эти был последний раз, когда парк подвергся осквернению, хотя поистине надо было совсем ничего не знать о Лавилль-Сен-Жур, чтобы осмелиться войти туда, не будучи приглашенным.
Но к нам это не относилось — у Пьера были ключи. Как он их раздобыл? И у кого? Впрочем, неважно. У Пьера были ключи от всего на свете…