– На самом деле теперь уже трижды.
– Ну, вот, видите? Думаю, если бы я увидел вас по телевизору и вы бы сказали то, что сказали сейчас, я бы посчитал вас психом.
– Возможно, я тоже.
– Я имею в виду, что знаю вас как более-менее нормального человека. Что вызывает у меня желание задать вам один вопрос: в этом последнем случае у вас сохранились хоть какие-то воспоминания о том, что вы ТАМ увидели?
– Да…
– Ну, и как это было? Как выглядят небеса? Там что-нибудь изменилось по сравнению с тем, что вы видели в прошлый раз?
– Это было очень похоже на Детройт, – ответил я.
Однажды, проснувшись днем после очередной порции процедур, я увидел у себя в палате нового посетителя. Это была одна из тех приторно-ласковых волонтеров, которых я достаточно насмотрелся в больничном холле. Они катали тележки, доверху набитые газетами, журналами и всякими плюшевыми зверушками. До сих пор подозреваю, что они тусовались в госпитале, мотая какой-то условный срок, и считали часы до его окончания, раздавая журналы трехмесячной давности, вместо того чтобы сидеть в колонии для несовершеннолетних. А может, они и вправду были добрыми ребятами, искренне стремившимися помочь?
Именно это я хотел спросить у девчушки, которая как раз стояла спиной ко мне и доставала из своей тележки газеты. Пока я обдумывал, как бы повежливее сформулировать свой вопрос, девушка заговорила сама:
–
Все замерло вокруг. Ее спина, длинные волосы, лежащие на розовом халатике, и шаги в холле за дверями. И оглушительная тишина.
Девушка обернулась. Увидев выражение ужаса в моих расширившихся глазах, она изобразила на своем лице деланый страх, рот ее превратился в черный овал.
Это не было словом или сдавленным криком. Это было безнадежное отрицание, которое я чувствовал всякий раз, когда она подходила ко мне. Отчаянное желание, чтобы она ушла прочь, которое так никогда и не сбылось.
Она вложила мне в руку газету.
Я сразу узнал ее, хотя много лет не смотрел на нее. «Детройт Фри Пресс» за 9 июля 1989 года. Тот самый номер, который сунули нам под дверь дома в Ройял-Оук на следующее утро после пожара, забравшего наши с Эш жизни. Заголовок в углу первой страницы был надорван папой, а сама газета лежала в кухне на столе, но к ней никогда не прикасались. «ТРАГЕДИЯ НА ПОЖАРЕ УНЕСЛА ДВЕ ЖИЗНИ. БРАТ И СЕСТРА ПОСТРАДАЛИ В ОГНЕ. ОСТАЮТСЯ ВОПРОСЫ».
Я поднял глаза, она была здесь. Зыбкое марево у изножья кровати.
Эш подняла руку и прикоснулась к пакету для внутривенных инъекций, висевшему рядом. Подержала на весу, словно оценивая его тяжесть, качнула. А потом ее пальцы сжали прозрачный пластик. Пакет сжался, и жидкость стремительно хлынула по трубке в мою руку. Вена мгновенно вздулась, и тут же руку пронзила острая боль. Плечо мгновенно онемело, а грудь словно охватило огнем.