Мистер Трелони, похоже, тоже догадался, что она сейчас чувствует, и тихо ответил:

– Снять бинты с мумии царицы Теры!

Она поднесла свое лицо близко к нему и умоляюще прошептала:

– Отец, вы не сделаете этого! Вы же мужчины… И при дневном свете!

– Но почему, дорогая?

– Отец, подумайте, она ведь женщина! Одна! В таком месте! А вы хотите так поступить с ней! О, это просто жестоко! Жестоко!

Было видно, как она взволнована. Ее щеки горели огнем, а глаза наполнились слезами от возмущения. Отец не мог остаться равнодушным к переживаниям дочери; чтобы уменьшить боль, он обнял ее крепче и погладил по голове. Я решил выйти, но мистер Трелони сделал мне знак остаться. Мне показалось, что он хотел утешить дочь и, как большинство мужчин, не прочь был переложить этот труд на другого. Однако он начал с того, что воззвал к здравому смыслу:

– Не женщина, дорогая, мумия! Она мертва уже почти пять тысяч лет!

– Это ничего не меняет! Пол не зависит от количества лет! Женщина остается женщиной и после пяти тысяч веков! Вы же хотите, чтобы она проснулась! Если можно проснуться, значит, это не настоящая смерть! Вы же сами заставили меня поверить, что она оживет, когда откроется ларец!

– Это верно, моя дорогая, и я сам в это верю! Но если все это время она не была мертва, то находилась в состоянии, чрезвычайно напоминающем смерть. К тому же, вспомни, ее бальзамировали именно мужчины. Дорогая моя, в Древнем Египте не знали о равноправии полов, там не было женщин-врачей! И кроме того, – продолжил он более спокойным голосом, видя, что она если и не соглашалась, то, по крайней мере, не возражала против его доводов, – все мы привычны к подобным вещам. Корбек и я раскрывали сотни мумий, и среди них женщин было не меньше, чем мужчин. Доктор Винчестер имел дело со столькими мужчинами и женщинами, что уже и не думает о разнице. Даже Росс, работая адвокатом…

Вдруг он замолчал.

– Вы тоже собирались в этом участвовать? – негодующе обратилась она ко мне.

Я не ответил. Мне показалось, что сейчас лучше промолчать, а мистер Трелони поспешно продолжил, и я заметил, что он обрадовался внезапной паузе, потому что упоминание об обязанностях адвоката сейчас было довольно сомнительным аргументом.

– Дитя мое, ты и сама будешь рядом с нами. Разве мы стали бы делать что-нибудь, что могло бы навредить или обидеть тебя? Ну же! Будь благоразумной! Мы занимаемся этим не ради удовольствия! Мы серьезные люди, занятые важным делом, которое может приоткрыть тайны мудрости древних и бесконечно увеличить знания человечества, заставить взглянуть на мир по-новому. Этот эксперимент, – его голос набирал силу, – может закончиться смертью любого из нас… всех нас! Мы же помним, какие ужасные вещи происходили раньше, и знаем, что и нас могут ожидать страшные опасности, и возможно, никто из присутствующих здесь уже никогда снова не увидит солнечный свет. Поверь, дитя мое, никто из нас не будет совершать необдуманных поступков, мы все очень ответственно относимся к этому делу. К тому же, что бы ни чувствовала ты или кто-либо из нас, для успешного завершения дела необходимо раскрыть ее. Я уверен, что в любом случае потребуется снять бинты еще до того, как она из трупа, наделенного духом и астральным телом, превратится в живого человека. Если все ее инструкции будут выполнены, а в момент воскресения на ней останутся бинты, ее саркофаг станет для нее могилой и она может умереть, как умирает погребенный заживо! Но сейчас, когда она добровольно отказалась от своей астральной силы, мы не должны испытывать никаких сомнений.

Лицо Маргарет прояснилось.

– Хорошо, отец! – сказала она, поцеловав его. – Но все равно, это ужасное унижение царицы… женщины.

Я направился к лестнице, когда она окликнула меня:

– Куда вы?

Я вернулся к ней и взял ее за руку.

– Я приду, когда бинты будут сняты!