– Я в полном недоумении: не могу найти ни единой причины, которая могла бы объяснить этот ступор. Я еще раз произвел самое тщательное обследование, на которое способен, и теперь полностью уверен, что мозг не поврежден, то есть нет никаких внешних травм головы. Да и все его жизненно важные органы, похоже, находятся в норме. Как вы знаете, я несколько раз покормил его, и это, очевидно, пошло на пользу. Дыхание у него глубокое и регулярное, а пульс стал медленнее и сильнее по сравнению с утром. Я не вижу ни намека на какой-либо из известных мне наркотиков, а его состояние не похоже ни на один из тех многочисленных снов, вызванных гипнотическим воздействием, которые я наблюдал в клинике доктора Шарко в Париже. А что касается этих ран, – он аккуратно прикоснулся к забинтованному запястью, лежащему поверх одеяла, – ума не приложу, как можно их объяснить. Они могли быть нанесены, например, ворсовальной машиной, но это предположение абсурдно. Совершенно невозможно, чтобы их нанесло какое-либо животное, если, конечно, оно заранее очень тщательно не наточило себе когти. Это, я полагаю, также невозможно. Кстати, не держите ли вы в своем доме каких-либо необычных животных, ну, например, тигра или что-нибудь в этом роде?
От грустной улыбки мисс Трелони у меня заныло сердце. Она ответила:
– Нет, что вы! Отец не терпит животных в доме, кроме умерших и мумифицированных. – Эти слова были произнесены то ли с горечью, то ли с ревностью, не могу сказать точно. – Даже мой несчастный кот пострадал. Он хоть и самый милый и воспитанный кот на свете, но здесь живет как преступник, которого досрочно освободили. В эту комнату его не пускают.
Когда она говорила, скрипнула дверная ручка. В ту же секунду лицо мисс Трелони просияло, она встала и подошла к двери.
– Вот он! Это мой Сильвио. Он становится на задние лапки и начинает теребить ручку, когда хочет войти в комнату. – Она открыла дверь, обращаясь к коту как к маленькому ребенку: – Кто тут хочет войти? Ну, проходи, только мы должны оставаться на ручках.
Она подняла кота и направилась к нам, неся его на руках. Действительно, это было удивительное животное: серый персидский кот с длинной пушистой шерстью, обладавший царственными повадками, несмотря на мягкость характера. У него были массивные лапы, которые он тут же широко расставил, как только она посадила его на колени. Пока она его ласкала, он, извиваясь как угорь, выскользнул из ее рук и кинулся к маленькому столику в другом конце комнаты, на котором стояла мумия животного, и принялся там мяукать и сердито ворчать. Мисс Трелони тут же бросилась к нему и вновь подхватила его на руки, хотя он всеми силами отбивался и пытался освободиться, не пуская, однако, в ход ни когти, ни зубы. Было очевидно, что он очень любит свою прекрасную хозяйку. Как только она подняла его, он затих и перестал издавать какие-либо звуки. Она начала тихонько ругать его:
– Плохой Сильвио! Ты только что нарушил обещание, которое мамочка дала за тебя. Теперь попрощайся с джентльменами и отправляйся в комнату мамы!
Сказав это, она на прощанье протянула мне его лапку. Пожав ее, я не мог не заметить, какой большой и красивой была эта лапа.
– Ого, – сказал я, – эта лапа похожа на боксерскую перчатку с когтями.
Мисс Трелони улыбнулась:
– Еще бы! Вы разве не заметили, что у моего Сильвио семь пальчиков? Вот, смотрите. – Она сжала его лапу, и действительно, показалось семь когтей, каждый из которых был заключен в аккуратную, похожую на раковину кожную складку. Когда я погладил лапу, коготь случайно – кот уже перестал проявлять волнение, а наоборот, тихонько мурлыкал – впился мне в руку. Отдернув руку, я слегка вскрикнул:
– Да когти у него острые как бритвы!
Доктор Винчестер, который в тот момент подошел к нам и, склонив голову, рассматривал кошачьи когти, странным голосом произнес:
– Ну-ка! – В его голосе слышалась обеспокоенность. Пока я гладил притихшего кота, доктор вернулся к столу, оторвал кусок промокательной бумаги и вновь подошел к нам. Положив бумагу себе на руку, он, бросив мисс Трелони «прошу прощения», взял лапу кота, приложил ее к своей руке и придавил. Высокомерному коту подобное фамильярное обращение, кажется, пришлось не по душе, он попытался вырвать лапу. Оказалось, что как раз этого доктор и добивался: когда кот отдергивал лапу, его когти вышли из кожных складок и оставили на бумаге несколько царапин. Мисс Трелони унесла кота и вернулась через пару минут. Заходя в комнату, она сказала:
– В этой мумии есть что-то очень странное! Когда Сильвио первый раз попал в эту комнату – он тогда был еще котенком, и я принесла его показать отцу, – с ним произошло то же самое. Он вспрыгнул на стол и попытался поцарапать и укусить эту мумию. Это и разгневало отца, за что он хотел выгнать его из дому. Только мои просьбы и обещания позволили ему остаться в доме.
Пока девушки не было, доктор Винчестер снял бинты с запястья ее отца. Рана уже была промыта, и глубокие красные порезы были отчетливо видны. Доктор сложил лист бумаги по линии, оставленной когтями кота, и поднес ее к ране. Проделав эту операцию, он торжественно посмотрел на нас и поманил к себе.
Царапины на бумаге совпадали с порезами на руке! Не надо было ничего объяснять, когда доктор сказал:
– Лучше бы было господину Сильвио держаться подальше от этой комнаты!
Мы все какое-то время помолчали. Потом мисс Трелони воскликнула:
– Но вчера вечером Сильвио здесь не было!