Так кончалась записка Джеллевина. Дальше следовало имя, которое мы здесь не откроем, чтобы не погружать в печаль большую и благородную царствующую семью. Джеллевин нес на себе груз тяжких грехов. Но он искупил их все своей смертью.

Вернувшись в свою каюту и потрясенный прощальной запиской, я проклинал свое опьянение, которое, вероятно, помешало моему мужественному другу разбудить меня. Я вдруг понял, что не слышу дыхания Стевенса. Я склонился над его перекошенным лицом. Ушел и он.

Я взял в маленьком машинном отделении два бидона бензина, потом, движимый неведомо каким чувством предвосхищения, завел двигатель и вывел его на полную мощность. На палубе, рядом с рулем, я сложил все книги и облил их бензином. Вспыхнуло высокое бледное пламя. И в то же мгновение с моря донесся крик. Я услышал, как меня звали по имени. Я, в свою очередь, закричал от удивления и ужаса. За судном, в двадцати брассах от кормы, плыл школьный учитель.

Пламя трещало, книги быстро превращались в пепел. Адский пловец слал проклятия и мольбы:

— Баллистер! Я сделаю тебя богачом, ты будешь богаче всех людей вместе на земле. Я тебя изничтожу, глупец, предам самым изощренным пыткам, которых никто не знает на этой проклятой планете. Я сделаю тебя королем, Баллистер, подарю тебе удивительное королевство! Падаль, ад покажется тебе раем по сравнению с тем, что я устрою тебе!

Он отчаянно рвался вперед и постепенно нагонял судно, которое шло на всех парах. Внезапно шхуна содрогнулась от мощных ударов, послышался глухой шум. Я видел, как волны несутся ко мне. Они тянули судно на дно.

— Баллистер! Послушай! — кричал школьный учитель.

Он быстро приближался. Его лицо было до ужаса невозмутимым, но глаза горели невыносимым огнем.

Внезапно посреди раскаленного пепла я увидел пергамент, который скукоживался, как кожа, из-под которой блеснул какой-то предмет. Я вспомнил слова Джеллевина. Книга с тайником скрывала пресловутую хрустальную шкатулку, о которой он говорил.

— Хрустальная шкатулка! — вскричал я.

Школьный учитель расслышал мои слова. Он издал бешеный вопль. Я увидел невероятное зрелище: он встал на гребень волны и вытянул вперед руки, похожие на огромные хищные когти.

— Это наука! Величайшая наука, которую ты уничтожаешь, проклятый! — завопил он.

Со всех сторон горизонта ко мне неслись тирольские песни. Первые волны обрушились на палубу. Я прыгнул в центр пламени и ударом пятки раздавил хрустальную шкатулку. И ощутил какое-то ужасное падение, к горлу подступила неудержимая тошнота. Вода, небеса завертелись в невероятно хаотической карусели, воздух взорвал жуткий вопль. Я падал в какую-то бездонную тьму…