Очертания Ансона появились к концу второго дня пути. Темнота уже давно окутала землю, рассыпав по небу звездную пыль. На улицах города зажгли фонари, и его черный силуэт оказался окутан слабым ореолом желтоватого свечения. Зрелище было впечатляющим, и Язва невольно засмотрелся на таинственную игру света. Шейд остался равнодушен к виду ночного города, он дремал, сидя в седле. И там, в мире сновидений душа его ожила, устремившись навстречу искристой грезе далекого и недоступного Виллору счастья…
– Ну, где же ты, Эйдан?
Ливиана нетерпеливо переступает с ноги на ногу и с укоризной смотрит на мужчину, застывшего в нескольких шагах от нее.
– Ты прирос к месту? – смеется она, а шейд не может отвести взора, зачарованно следя за распущенными волосами, которыми играет ветер.
Не может насладиться ее мелодичным смехом, не может перестать всматриваться в одухотворенное лицо, и мужчине кажется, что свет, наполняющий Ливиану Ассель, пробивается наружу сквозь поры ее кожи, щедро льется из янтарных глаз и заполняет всё пространство вокруг невысокой женщины. Сияние добирается до Эйдана, и он тонет, захлебываясь своими чувствами и желанием, чтобы этот миг никогда не заканчивался.
– Эйдан, – Ливиа уже не смеется, и даже пытается скрыть предательскую улыбку, когда качает головой, но уголки губ подрагивают, и, наконец, она перестает бороться с собой. – Ну, что же ты, Эйдан?
Женщина приподнимает одной рукой подол своего платья, и шейд видит, что на ней нет обуви. Аккуратные обнаженные стопы и тонкие щиколотки, почти скрытые травой, притягивают его взгляд, и когда она хватает его за руку и тянет за собой, Эйдан вздрагивает от неожиданности. Он поднимает на нее взор.
– Да идем же, глупый, – смеется Ливиана.
Она тянет за собой шейда, и тот безропотно следует за женщиной. И будь он проклят, если в его жизни есть что-то важней тепла ее ладони. Оно проникает внутрь, топит стылый лед равнодушия, срывает оковы с окаменевшего сердца, заставляя его отозваться мощным набатом в груди. И когда буря чувств достигает пика, с губ инквизитора срывается прерывистый болезненный вздох:
– Ливиа…
– Мы на месте, ваше благородие.
Виллор вскинул голову, и Язва, поравнявшийся с шейдом, невольно отпрянул под взбешенным взглядом старшего инквизитора. Возвращение в реальный мир отозвалось болезненным спазмом в груди. Эйдан закинул голову кверху, приоткрыл рот и жадно вдохнул воздух.
– Я бы не будил… – начал Язва, но Виллор, мотнув головой, произнес севшим голосом:
– Всё в порядке, Фрай. Это всего лишь сон… всего лишь сон.
Эйдан отвернулся, скрывая от шпиона… разочарование и горечь. Злость, только что сверкавшая в голубых глазах, истаяла. Ее сменила усталость. Кажется, старший инквизитор начал смиряться со своими безумными снами, и со своей тоской по чужой и незнакомой ему женщине. Хотя… Какая же она теперь была чужая, когда лживые грезы почти сроднили его с образом маленькой вдовы? Шейд криво усмехнулся, издеваясь над собственными размышлениями, после тряхнул головой, избавляясь от оков наваждения, но зная, что оно вернется, стоит лишь дать себе расслабиться. Однако впереди был Ансон, и там ждало новое расследование.
– Пора заняться делом, – сказал сам себе инквизитор, и Язва согласно кивнул. Чем быстрей они узнают, что случилось с Никсом, тем быстрей он вернется в Дарг.
Всадники пересекли границу окраины Ансона и направили своих скакунов в респектабельную часть города. Виллор окидывал высокомерным взглядом случайных встречных в рабочих и торговых кварталах, через которые пролегал путь, брезгливо кривил губы и подносил к носу платок. За его спиной Язва, выпятив нижнюю губу, окидывал не менее напыщенным взглядом припозднившихся пьяниц, выходивших из кабаков и трактиров. Фыркал и отворачивался, как только встречался с кем-то взглядом. Маски были надеты.
– Ваше благородие, – позвал Фрай.
– Что тебе нужно, собака? – вопросил шейд, не оглядываясь.
– Да может, прибавим ходу-то, а? Ну, жуть же как смердит, – «слуга» скривился и демонстративно зажал нос пальцами.