– Его информация не имела конкретики, можно извратить, как угодно, – отмахнулся Виллор. – Ничего не меняется. План остается прежним.

Тимас склонил голову, соглашаясь. Он подошел к тетради, поднял ее, однако опять посмотрел на хозяина.

– Не злитесь только, ваше благородие, – решился слуга. – Я просто… Ну…

– Ну?

– Ваши принципы…

– Они не страдают, – невесело усмехнулся шейд. – Ливиана не маг. И даже если произошло нарушения закона, уверен, что инициатором был Ассель.

– Вы правы, – не стал спорить Лерс. – Мне сжечь тетрадь у себя в комнате?

– Нет, здесь. Сейчас. Хочу видеть.

– Да, ваше благородие, – поклонился Тимас, скрывая обиду за недоверие.

И все-таки он понимал хозяина. Дело было опасным, как для Ливианы и ее сына, так и для инквизитора, решившего вдруг скрыть следы преступления. А уж чего Тим не хотел, так это, чтобы с его хозяином приключилась беда. Пока Виллор продолжал переодеваться, Лерс развел огонь в камине, порвал тетрадь и покидал части в огонь. Когда он обернулся, шейд оказался за спиной бывшего наемника, и его взгляд был устремлен в камин, где огонь расправлялся со свидетельством магического преступления. И когда страницы прогорели, Эйдан мотнул головой и огласил:

– Ничего не было.

– Чего не было? – спросил Тимас.

– Молодец, – кивнул шейд и вернулся к вновь прерванному занятию. Вскоре он уже покидал комнату, натянув на лицо насквозь фальшивую улыбку.

Инквизитор стремительно спустился вниз, стараясь быстрей проскочить мимо тех, кто мог попасться ему на пути, покинул гостиницу и, перехватив поводья своего коня у ожидавшего конюха, взлетел в седло. Улыбка, больше напоминавшая оскал, казалось, прилипла к лицу инквизитора, и конюх, заглянувший в глаза постояльца, невольно отпрянул, столько кипучей ярости, ненависти и безысходности таилось в их глубине.

– Пошел! – рявкнул Виллор, и жеребец сорвался с места.

Скакун несся по улицам Рича, распугивая встречных прохожих и извозчиков, но шейд никого не видел. Его взор застилала темная пелена бешенства. С губ срывались ругательства, но это не помогало притушить пожар, бушевавший в крови.

– Какого… – взвыл Эйдан, направляя жеребца к другому выезду из города.

Магия! Какого беса?! Злость была невероятной по своему накалу. Никогда еще Виллор не ощущал себя настолько взвинченным, и появиться на пикнике сейчас было бы безумством. Разыгрывать вселенское счастье Эйдан был не в силах. Какое счастье, когда он готов рвать глотки голыми руками всем, кто вздумает сунуться к нему? Инквизитору хотелось крови. Хотелось вытрясти душу из Итера Асселя, но это было невозможно. Хотелось схватить за плечи Ливиану и заорать ей: «Зачем ты на это пошла?!», – но и этого Эйдан не мог себе позволить.

А еще хотелось отрезать голову Мирис прежде, чем она сотворит свою поганую печать. Проклятая магиня привязала опасного поклонника к женщине, чья вина была в том, что она оказалась причастна к преступлению. Виллору до крика хотелось бы никогда не встречаться с Ливианой Ассель, чтобы ее тайна осталась в неприкосновенности, но ни одному из желаний старшего инквизитора не дано было сбыться. И он сходил с ума от бессильной ярости.

Конь выскочил за городскую черту, промчался по мало оживленной дороге и свернул в близлежащий лесок. И стоило скакуну и его всаднику скрыться от людских глаз, как из воздуха вылетела черная грациозная тень. Горт мчался рядом с хозяином, не сводя с него взгляда белесых глаз. Зверь всегда ощущал эмоции шейда, и сейчас они захлестывали даже порождение древней магии. Горт зарычал, и Эйдан натянул поводья. Конь взвился на дыбы, забил копытами, протестуя, заржал, но его седока это волновало мало. Виллор соскочил на землю и стремительно направился вперед, не разбирая дороги. Зверь поспешил за ним.