Нина Брагина вышла на крыльцо больницы на костылях. Сзади с медвежонком в руках появилась медсестра. Федорчук ей ласково улыбнулся, толкнул в бок Заколова и шепнул:

– Как она уколы делает! Такие нежные руки!

Тихон ринулся на помощь Нине. Девушка вежливо отстранилась:

– Я сама. Мне надо привыкать. Это несложно.

– И недолго! – весело сообщила медсестра. – Две недельки походит, и все срастется. У молоденьких быстро заживает. Вы, юноша, не беспокойтесь. Ножка будет как новенькая. Там ничего сложного.

– Какой он юноша? – возразил Федорчук. – Он уже мужик, через такое прошел…

– Юноша, юноша, – рассмеялась медсестра. – Весь краской залился, когда я девчонке голые ноги обрабатывала.

Тихон насупился, возразить было нечего. Он подхватил медвежонка, в два прыжка нагнал Нину и помог ей сесть на заднее сиденье милицейского УАЗа.

– Эй, Николай, – крикнула медсестра. – На уколы заглядывай!

– Непременно, красавица, непременно, – ответил Федорчук и многозначительно посмотрел на медсестру.

Когда машина тронулась, Заколов спросил Федорчука, сидевшего впереди рядом с водителем:

– До поезда еще долго?

– Время есть. А что? Я вас теперь не оставлю, пока на Байконур не довезу. А то опять вляпаетесь в приключение.

– Надо заглянуть по одному адресу. На минутку.

– Куда?

– К родителям Есенина.

Федорчук удивленно посмотрел на Заколова и кивнул шоферу:

– Вези.