Все замерли и напряглись. Мотоцикл газанул еще разок и медленно укатил. Есенин поднял большой палец вверх и шепнул:

– Отлично. Стеклом займусь я.

Бек быстро отсоединил трос, приподнял каркас с решеткой и бережно поставил его наклонно под окно. Есенин осторожно поднялся по образовавшейся лесенке, стриженая голова бегло осмотрела раму. В ловкой руке появился стеклорез, уверенно чиркнул по стеклу, и Есенин выдавил маленький треугольник в углу рамы. Потом он прочертил над дыркой большой квадрат. Стекло податливо хрустело. Есенин провел стеклорез еще раз по тому же следу. Квадрат зашатался. Вор поддел вырезанный кусок сквозь ранее подготовленную дырку, раздался легкий хруст, и квадратный осколок заблестел в руках Есенина.

– Держи, – шепнул он Заколову, стоявшему рядом.

Тихон натянул на пальцы рукава спортивной курточки и принял стекло. Сделал он это скорее инстинктивно, чтобы не порезаться, но тут же понял, какие хорошие отпечатки могли остаться на стеклышке.

Бек тем временем успел отсоединить лебедку от дерева и сложить вместе с тросом у стены. Его большая фигура стояла спиной к зданию, лысая голова как перископ внимательно осматривала окрестности.

Есенин сквозь большую дырку тщательно ощупал стекло на второй раме. На ней был прикреплен датчик внутренней сигнализации. Удовлетворившись осмотром, вор такими же твердыми движениями прочертил треугольник – подальше от датчика, поближе к центру рамы. Затем он достал тюбик с клеем «Момент», намереваясь наклеить на стекло газетный лист.

Заколов догадался, что он хочет застраховать кусочек от падения, и быстро предложил Есенину:

– Давай я. Я рукой смогу.

Вор удивился, но уступил место. Заколов намазал ладонь клеем, приставил ее к обведенному треугольнику и надавил на стекло. Стеклышко, мягко чпокнув, вошло внутрь, но осталось висеть на ладони.

Две пары глаз смотрели на датчик в углу рамы и тонкие проводки, тянущиеся от него к стене. Оба прислушались. Сработает ли сигнализация? Только Бек невозмутимо продолжал нести вахту. В тишине тонко пищал одинокий комар, пары клея активно забивали запах цветущих кустов.

Заколов провернул ладонь, рука с осколком вышла наружу, не задев ни одного края. Тихон стянул с ладони прилипшее стеклышко и повернулся к Есенину:

– Открыть?

– Только нежно, студент, – одобрительно разрешил вор.

Тихон просунул руку и по очереди открыл все шпингалеты. Легкое давление – и обе рамы отъехали внутрь.

– Чисто сработано, – похвалил Есенин и показал в темный проем окна: – Я первый, ты за мной, потом Бек.

Глаза давно привыкли к темноте, и Заколов рассмотрел большой зал, в котором они оказались. Влезли они со стороны служебного отсека. Здесь, судя по всему, обслуживали посетителей. Несколько столиков с кассовыми аппаратами выстроились перед невысокой перегородкой. Из вертикальных ячеек под перегородкой лохматыми пачками торчали разнообразные квитанции, видимо, сотрудники торопились поскорее уйти домой перед праздниками.

– Открывай вон ту дверь, – показал Есенин налево, – только тихо. Там, – он кивнул в противоположную сторону, – охранник. А мы пока в кассах пошуруем.

Заколов нашел дверцу в перегородке и вышел в просторный холл для клиентов. Посередине помещения пара прямоугольных опор поддерживали потолок, слева и справа виднелись внутренние двери, прямо в окнах фасада брезжил неясный электрический свет.

Заколов подошел к окну, выходящему на маленькую площадь. Ночной городок спал, только около освещенного входа здания, расположенного напротив сберкассы, курил одинокий человек. Заколов присмотрелся и обалдел. Куривший оказался милиционером и стоял на пороге двери, над которой тускло светилась красная надпись «Милиция».