Прошло много лет. Такеши-сан давно утратил прежний лоск, борода наполовину поседела и почти отпала надобность в бритье головы. Много ратных подвигов совершил Такеши и пользовался неизменным уважением всей дружины. Но это никак не мешало другим самураям подшучивать над его вегетарианством. Надо ли говорить, что Такеши-сан твердо держался единожды выбранного пути?..

Как-то по случаю праздника они пировали в Киото. Саке удался на славу. Стол был завален яствами, чего там только не было, а Такеши принесли специально для него приготовленный салат. В разгар пира к тому времени уже состарившийся сэнсэй, сидевший за главным столом, захотел поговорить со своим любимым учеником и жестом подозвал Такеши.

Пока Такеши отсутствовал за столом, Сакагучи, главный заводила, подбил друзей на шутку, которую те под влиянием обильных возлияний (я уже говорил, что саке был хорош как никогда) тут же одобрили.

Спустя какое-то время Такеши вернулся на свое место и продолжил истребление салата, не забывая и о черном саке. Через пару минут он наконец обратил внимание, что пятнадцать пар пьяных глаз устремлены в его миску.

– В чем дело?

– Нет, нет, все в порядке, продолжай, – успокоил сидевший напротив Сакагучи.

Такеши пожал плечами, в полной тишине опустошил миску и сложил в нее палочки.

– И как тебе салат, Такеши-сан? – Сакагучи подмигнул остальным.

– Салат превосходен, только морская капуста немного горчит. Главное, что саке удался, – и он потянулся к кружке.

– Это не морская капуста горчит… Просто ты забыл вкус мяса. Пока ты беседовал с сэнсэем, мы тебе покрошили немного.

Когда до Такеши дошел смысл сказанного, он вскочил, схватившись за рукоятку меча, тщетно пытаясь вытащить его из ножен. То ли саке ударил ему в голову, то ли каноны просветления удержали его, но он бессильно рухнул на свое место. Несколько минут он просидел, молча уставившись в свою миску, а затем поднялся и, не сказав ни слова, нетвердой походкой покинул пиршество.

– Кажется, мы немного перебрали, – заявил Сакагучи, икая после каждого произнесенного слова. Теперь трудно судить к чему относилась эта фраза – то ли к шутке, то ли к саке.

Кое-как добравшись до дома, Такеши достал пергамент, перо и склянку чернил. Зажег свечу и при ее мерцающем свете принялся выводить иероглифы, то и дело норовившие залезть один на другого. Каллиграфия никогда не была его сильной стороной, к тому же выпитый саке все больше и больше давал о себе знать.

Записка получилась короткой и завершалась словами: «… и я поступлю, как должен поступить самурай, нарушивший клятву». Не иначе как под воздействием саке Такеши решил завершить записку красиво. Он вынул из ножен меч и, зажмурившись, провел мизинцем левой руки по его острому краю. Нужна-то была всего одна капля крови, чтобы изобразить два иероглифа его имени. То ли рука предательски дрогнула, то ли меч оказался чересчур острым, но пролилась кровь. Да так неудачно, что забрызгала пергамент. Кровавые подтеки украсили записку. Такеши взглянул на нее, но сил на переписывание у него не осталось. Он махнул рукой. Поставив подпись, Такеши подул на пораненный палец, а затем на записку. Когда она просохла, он сложил ее вчетверо и велел слуге отнести Сакагучи.

Еще минут десять он безуспешно пытался найти белое кимоно, пока не оставил это занятие, окончательно выбившись из сил.

Саке всегда славился способностью добывать из пьяных голов вполне трезвые мысли.

Такеши решил, что в таком состоянии он вряд ли сможет исполнить древний обряд как подобает. Надеюсь, вам ясно, что даже пустяковое отступление от правил в этом искусстве недопустимо для истинного самурая. И он не раздевшись рухнул на циновку.

Утром его растолкал Цукуда, ближайший друг Сакагучи, также присутствовавший на пиру. Такеши непонимающе смотрел на него.

– Сакагучи-сан сделал харакири.

– Сакагучи… сделал… харакири… – с трудом повторил Такеши, но смысл слов явно не доходил до него.