Тощая фигура не остановилась, а продолжала, кренясь, двигаться по пешеходной улице, словно некое неуравновешенное пугало, сбежавшее с родимой фермы.

Текучие очертания морфомаски подергивались рябью при каждом шаге закамуфлированной фигуры. Поспешно заплатив по счету, Карденас последовал за ней. Он не мог даже уверенно сказать, мужчина или женщина таится под этим постоянно меняющимся покровом. Когда фигура свернула в переулок, освещенный лишь рассеянным светом остатков фототропической краски, покрывавшей окружающие стены, инспектор заколебался. Пытаться сынтуитить намерения окутанного маской было достаточно трудно и без стараний проделать это в темноте.

Но кто б там ни плелся под этим фабрикуемым фасадом, этот некто знал о его интересе к Клеатору Моккеркину. А так как данный интерес являлся не вполне общеизвестным, Карденас горел желанием узнать, откуда же о нем пронюхал его невидимый проводник. К тому же он обладал какой-то информацией, или, во всяком случае, утверждал, будто обладает ей. Следуя за фигурой все глубже в переулок, инспектор предоставил одной руке лечь на натку, которую всегда носил в правом кармане брюк. Натка эта могла вырубить небольшую толпу; он не сомневался в ее способности вывести из строя бредущую маску, каким бы там сумасшедшим ни оказался владелец данного камуфляжа.

Неподалеку от конца переулка фигура свернула. Она теперь приняла вид высокого, красивого юноши. На сцене царила такая тишина, что слышно было, как капает сконденсировавшаяся влага с артериальной сети трубопроводов, что обслуживали систему кондиционирования зданий. До земли никакой воды, конечно же, не добиралось. На Полосе случайное испарение повторно используемых водных ресурсов являлось преступлением наказуемым если не законом, то суровым посрамлением со стороны соседей.

Внезапно морфомаска вспыхнула, и изображение молодого человека превратилось в образ стройной женщины среднего возраста. Пальцы инспектора крепко сжали натку. Но эта демонстрация была прелюдией к диалогу, а не угрозой. Какой-то миг Карденас боялся, что его заманили в этот закоулок просто ради показа нескольких рекламов. Если так, то он невольно восхищался нахальством этого масочника.

Нет, этого не может быть, сказал он себе. Невидимый бродяга знал о его интересе к Моку.

— Ты намерен говорить, компадре, или будешь просто мелькать мне?

Владелец маски содрогнулся, хотя Карденас не мог сынтуитить, от чего именно: от воздействия искренья, дегенерации или от смеха. Юноша стал женщиной среднего возраста, та стала подростком-нинлоко, а потом святым в белой мантии. На глазах инспектора стремительно проморфировались множество личностей. Так как Карденасу уже доводилось видеть мельтешение морфомасок в действии, он проявил лишь поверхностный интерес к этой смене оболочек.

— Ты хочешь задокать Мока. Черепаха слышал.

По крайней мере, теперь у этой фигуры появилось имя, размышлял инспектор.

— Откуда ты знаешь?

Постоянно видоизменяясь, по маске пробегали волнами огоньки и ландшафты; вселенная камуфляжа. Невидимый владелец становился фонарным столбом, почтовым ящиком, зарядной станцией, алтарем и, весьма характерно, мусорным бачком.

— Когда превратишься в тортугу, научишься слышать. Я много чего слышу в Полосовой глуши, да, многое. — Дрожащий голос стал громче. — И там говорят: «Тот интуит, который правильный, он хочет знать о женщине Мока». — Карденас слегка напрягся. — Твоя слава опережает тебя, федоко.

Инспектор оставил комплимент без внимания.

— Что тебе известно о Сурци и Катле Моккеркин? С ними все в порядке? Они еще на Полосе?

Маска стала мерцающим двуногим столпом из потрескивающих огоньков и вращающихся опто.

— Нынче карамба время, федоко. Тьемпо темпо. Время, когда всем черепахам пора найти нору, забиться туда и сидеть не шелохнувшись. — Дрожь усилилась. А вот эту реакцию Карденас уже мог истолковать: этот метящий в осведомители напуган. Сильно напуган, вплоть до самого подола его маски.

— Я не стану впутывать тебя в дело. Чего ты хочешь?

— За серию? Нада, хомбер. Но Черепаха вынес слишком много тампо тьемпо. Слишком много пробыл в тюрьме. — Фигура морфировала в весьма подробное изображение тесной зарешеченной камеры. — Когда я в следующий раз окажусь в доке, то, возможно, позвоню моему доброму компадре Карденасу-интуиту, и мне сбавят срок, сечешь? — Снова серьезное содрогание. — В перевоспитке напрочь лишают панциря!

Пытаясь представить себе, что же скрывалось под морфомаской, Карденас сообразил, что он по-прежнему не может определить, кто перед ним — мужчина или женщина.