Вскоре мы уже пили кофе, болтали обо всем на свете, как лучшие подруги. Эта высокая темноволосая женщина очень располагала к себе. Рассказала, что после развода отправилась в путешествие, влюбилась в Бали и уже не захотела уезжать.

– Буду очень рада, если ты попробуешь позаниматься с детьми. Даже если это будет всего на неделю, неважно. У каждого должен быть шанс сделать что-то доброе в этой жизни, – уверенно говорит Мариса.

– Спасибо… Это так приятно.

– А что ты умеешь? Какая у тебя профессия?

– Я фотомодель, – усмехаюсь иронично, понимая, как глупо это звучит в этих реалиях. Для малышей, чьи родители с утра до ночи трудятся на рисовых полях, вряд ли интересна профессия модели. Это абсолютно бесполезный навык для здешних. – Хотя…, – добавляю, подумав немного. – Я неплохо рисую. Наверное, могу дать урок живописи. И еще… позаниматься английским. Я его неплохо знаю.

– Отлично, – широко улыбается Мариса. – Тогда ждем тебя завтра, в десять утра. Будет твой первый урок живописи.

Мне очень понравилось работать в этом центре, как ни странно, но моя профессия все же пригодилась. Не знаю, как вышло, но я провела пару уроков по макияжу, местные девочки десяти-двенадцати лет были в восторге от моих навыков. Я произвела почти фурор. Теперь они не желали, чтобы я преподавала рисование. Мариса, в результате, пришла ко мне и предложила принять участие в организации показа мод. Так что карточка Бахрамова, которую он щедро мне оставил, и правда стремительно пустела. Приходилось все время докупать какие-то мелочи, ткани, ленты, косметику. Зато я была теперь занята по уши, чувствовала себя востребованной, нужной. Можно сказать, даже перестала тосковать по несбыточному медовому месяцу.

Пролетело почти полторы недели, когда вернулся Давид. Разбудил рано утром, еще не рассвело даже. Просыпаюсь от прикосновений его горячих ладоней. Издав стон, переворачиваюсь на спину, выгибаюсь, открываю глаза.

– Надеюсь, ты банкрот, потому что только это может оправдать тебя в моих глазах, – произношу сонно.

– Типун тебе на язык, детка, – усмехается Бахрамов. – Тебе не кажется, что это слишком жестоко?

– Нет, не кажется. Ты привез меня в свадебное путешествие, и оставил одну почти на две недели, оправдываясь какими-то делами. Мне не кажется это достойным оправданием, если только ты не стал нищим.

– А если я правда стал нищим? Тогда ты меня бросишь?

– Нет, – вздыхаю притворно. – Я же обещала быть с тобой в горе и в радости.

Давид нависает сверху, вжимая меня в постель. От него пахнет свежестью, он обнажен, кожа влажная, видимо он только что из душа.

– Как бы мне хотелось верить в это, детка…

Его губы накрывают мои, сначала нежно, но страсть и напор быстро нарастают.

– Я говорил, что без ума от тебя, Штольман? Ты нереальная красавица…

Нельзя забывать, что я сердита на него… Но сейчас мои мысли в полнейшем хаосе. Особенно, когда его рот обрушивается на мои губы в жадном поцелуе. Меня охватывает сильнейшее желание, и одновременно чувство облегчения. Как же я соскучилась по его сильному телу, по грубым поцелуям, безудержной страсти, которую только Давид мог мне подарить.

Своим страстным поцелуем Бахрамов заявлял на меня все права, его язык ворвался в глубь моего рта, заскользил по моему языку. Щетина царапала кожу, но мне это безумно нравилось.

Скольжу ладонями по широким плечам, мускулистым рукам, широкой груди. Забываю обо всем на свете, претензиях, обидах, меня оглушает стук собственного сердца и охватывает полное безрассудство.