— А как же! — ответил я раздраженно. — И гораздо основательнее, чем в Англии.

— Ну, тогда вы должны были бы знать, что население Уэльса состоит из сумасшедших. В Англии об этом знает каждый школьник. Я совершенно не разбираюсь в причудах моего дяди да и не желаю ломать над этим голову. Ни один полоумный не сможет догадаться, о чем думает другой полоумный. Именно поэтому мой дядя вряд ли понимает, что происходит вокруг него. И у дворецкого тоже не все дома, и вся прислуга маленько с приветом. Ну и конечно, нормальные люди не переступают порог нашего замка. Это уже традиция. Думаю, я не нарушил ее, пригласив сюда Мэлони.

— Так же, как граф пригласил меня. Спасибо за откровенность.

— Я бы на вашем месте не стал придавать значение этим пустякам. Вполне вероятно, что вечером вы обнаружите свои патроны там же, где они были. Не иначе как дворецкий заключил какое-нибудь дурацкое пари с поваром. Такое уже случалось. А всадник вам примерещился. Если бы он действительно шастал вокруг замка, я бы наверняка знал об этом… Я основательно изучил историю нашей семьи, — продолжал он, — и смею вас заверить: за последние двести лет в Ллэнвигане, к сожалению, не происходило ничего из ряда вон выходящего, за исключением семейных конфликтов, которые не имели серьезных последствий.

Пока мы спускались в столовую, я уже немного успокоился. За время завтрака Мэлони ни словом не обмолвился о наших ночных приключениях.

Цинтия Пендрагон, сидевшая за столом в простом спортивном костюме, уже не вызывала во мне той робости, как вчерашним вечером. Теперь я смотрел на нее гораздо смелее и пришел к выводу, что, если бы даже за ней не стояли ни Пендрагон, ни Ллэнвиган, ни несколько столетий прекрасной английской истории, она ни на йоту не утратила бы своей привлекательности.

Самым красивым у нее был лоб. Высокий и чистый, он доминировал на лице, отмеченном печатью ума и добропорядочности. Особого упоминания заслуживали огромные голубые глаза и слегка выпяченная верхняя губа, придававшая лицу несколько надменное выражение.

После завтрака Осборн и Мэлони отправились играть в гольф, а я собрался пойти в библиотеку. Меня уже ждал угрюмый дворецкий с бородой а-ля Франц Иосиф.

К моему величайшему удивлению, Цинтия не пошла с любителями гольфа, хотя в данный момент ей было самое место на спортивной площадке, а предпочла присоединиться ко мне. Не скажу, что это меня чертовски обрадовало. Когда-то магометане изгнали женщин из рая. Будь моя воля, я бы запретил женщинам также и посещать библиотеки, особенно хорошеньким. Само их присутствие там мешает сосредоточиться на чтении.

— Вы любите книги? — спросил я с глупым видом.

— О, книги — это моя страсть. Особенно я люблю читать об уэльских обычаях. Вообще я всегда мечтала стать сельской учительницей, работать в какой-нибудь глухой деревушке, затерянной в горах, и собирать материалы по этнографии. Но мой дядя не одобрил этих замыслов. Сказал, что мне не подобает заниматься такими глупостями.

Должен признаться, страсть к чтению несколько противоречила моему представлению о племяннице графа Гвинеда. Гораздо естественнее было бы, если б она призналась, что вообще незнакома с грамотой. Но, по всей видимости, на темном генеалогическом древе Пендрагонов время от времени произрастают и интеллигентные люди.

Мы вошли в библиотеку. Это оказался узкий и очень длинный зал, вдоль стен которого высились полки, уставленные книгами. Все книги были в одинаковых переплетах, на всех корешках стоял герб Пендрагонов, украшенный крестом и розами.

Меня охватило ни с чем не сравнимое блаженство, как всегда, когда я вижу такое множество книг. Мне хотелось с головой броситься в это книжное море и купаться в нем до скончания века, с наслаждением впитывая в себя всеми порами удивительный аромат старинных фолиантов.

Цинтия с нескрываемой гордостью показала мне главные ценности библиотеки: уэльские кодексы. Причем с особым удовольствием продемонстрировала те несколько манускриптов, которые были не на латинском, а на валлийском языке.

— Видите, какое для меня здесь обширное поле деятельности, — сказала она. — Как замечательно было бы прокомментировать и издать эти рукописи, которых не найти ни в каком другом месте. Я могла бы внести неоценимый вклад в историю кельтской литературы.

— Пожалуй. Но вы отдаете себе отчет в том, какая это огромная работа? Этим должны заниматься старые искушенные в книжных премудростях профессора, а не молодые красивые аристократки.

Цинтия покраснела.

— Я вижу, вы считаете, что я такая же, как все английские девушки, у которых на уме одни танцы да наряды, а за душой ничего нет.

— Боже упаси, — ответил я. — Достаточно только взглянуть на вас, чтобы понять, как вы интеллигентны.