Книги

Призраки

22
18
20
22
24
26
28
30

Так они шли по тропинке вдоль осенних промоин и затопленных рвов. Свистел кулик, голосила водяная курочка. Топчиев болтал, произнося вслух все, что взбредало в голову, и чувствовал себя до странности комфортно рядом с немой девчонкой.

В отличие от братьев он порицал оплаченную любовь и считал, что половое общение тогда не будет безнравственным, когда явится следствием духовного сродства индивидов противоположного пола. В браке – верил он – половая эмоция разряжается рефлекторно.

Была тысячу лет тому назад Верочка Гречихина, ошеломляюще красивая дядина свояченица. Она работала в нотном магазине «Северная лира» на Владимирском проспекте, музицировала на венской цитре и благоухала ванилью. После ее визитов к дяде подросток Топчиев не знал, куда себя деть, мычал в подушку или грыз яблоки до крови.

Дядя поведал весточкой, что Вера замужем за морским офицером…

Тропинка расщепилась; в рогатине чавкало лягушками озерцо с фиолетовыми латками водорослей. По листьям кувшинок грациозно порхали насекомые. Мерно жужжал камыш. Топчиев откашлялся и процитировал из Якова Полонского:

Вечера настали мглистые —Отсырели камни мшистые;И не цветиками розовыми,Не листочками березовыми,Не черемухой в ночном пару,Пахнет, веет во сыром бору —Веет тучами сгустившимися,Пахнет липами – свалившимися.

Спутница поежилась в платке, выпростала руку на юг.

За зелеными кочками Топчиев различил черепичную крышу, декоративную надстройку, рожки дымоходов.

– Дальше не пойдете?

«Нет, – ответили голубые глаза. – Конечно, нет».

– Что же, спасибо за прогулку. И приходите ко мне на урок. Уверяю, вам понравится.

Он зашлепал по сочащейся влагой земле. Подошвы съезжали, колея норовила сбросить в топь. Оглянулся: Маши и след простыл.

Топчиев вздохнул. Он был солидарен со своим великим современником Львом Николаевичем Толстым, писавшим, что женщина – главный камень преткновения в деятельности человека и помеха в его труде.

– И как там у Пушкина, – пробормотал Родион. – «Ты царь – живи один… дорогою своей иди, куда влечет тебя свободный ум».

Ум влек его к притаившемуся среди торфяников зданию.

Отторгнув Пушкина, вернулся Полонский:

Тишина пугает шорохом…Только там, за речкой тинистою,Что-то злое и порывистоеС гулом по лесу промчалося,Словно смерти испугалося…

Злое и порывистое трепало траву и ветви сосенок, которые росли из воды, проклевав пленку тины. Оплыли рвы, мертворожденные пруды оккупировала трясина. Скрылись в болоте садки для разведения рыбы. Не будет вальсов и праздных гостей, поджарых борзых. Помещик не постреляет бекасов и уток.

Царившее запустение сообщало мыслям мрачность.

Что со мной!.. Чего спасительногоИли хоть бы утешительногоОжидать от лесу темного,В сон и холод погруженного?

Родион перебежал на условную сушу по шатким мосткам.

Деревянный дом с зубчатыми фронтонами стоял, подтачиваемый топью. Выкрашенная в охристо-желтый штукатурка маскировала обшивку. Высокие, без наличников арочные окна были врублены в стены. Фасад расчленен на горизонтальные полосы поэтажными тягами. Как стервятники, расхрабрившись, медленно крадутся к умирающему, подползало болото.

А что он надеялся здесь увидеть? Сложенные у порога бесхозные фонари с оптическим театром в подарок?