– Именно так, товарищ Бесоев, – кивнул Лазо, – я с вами полностью согласен. За предложение этого вашего, как вы говорите, бронежилета – большое спасибо. Только, наверное, не стоит мне его носить. Что написано на роду, то и сбудется. А список, о котором вы мне сказали, я подготовлю к завтрашнему дню. Ваши бойцы помогут нам разоружить каторжников?
– Помогут, товарищ Лазо! – решительно ответил я. – А будут сопротивляться – постреляем как собак.
Мне вдруг вспомнилось заплаканное лицо Даши, ее дрожащие плечи и испуганный взгляд.
«Нет, – подумал я про себя, – не разоружать эту сволочь надо, а активно множить на ноль. Надо будет проинструктировать наших ребят, чтобы действовали жестко и решительно, тем более что этой ночью у нас вполне может случиться попытка анархо-бандитского мятежа».
Ну что ж, мы в состоянии устроить тут подавление Петроградского мятежа в миниатюре и помножить на ноль эту банду, не дав ей наломать особо тяжких дров. Надо только предупредить товарищей Метелицу и Богомягкова, чтобы были настороже и держали часть своих людей в полной готовности. А вот товарищу Лазо о близком мятеже ничего говорить не надо, он тут же кинется убеждать анархистов этого не делать и мало того, что сорвет план ликвидации банды, так еще и станет у нее ценным заложником. Нет, в данном случае мы должны действовать только револьвером, оставив добрые слова для кого-то более вменяемого.
А эту девицу – Кияшко, надо отправить к отчиму. Пусть он ее как следует выпорет – может, дурь у нее пройдет. Он, кажется, сейчас находится в Ташкенте. И тут я вдруг вспомнил, что генерал-лейтенанта Андрея Кияшко, вполне возможно, уже и нет в живых. В нашей истории в декабре 1917 года он был зверски убит солдатами – бывшими каторжниками, а как оно там сейчас, мы не интересовались – не до того было.
«С бандитским беспределом давно пора кончать, – подумал я. – Дальше так продолжаться не может!»
Как мы и предполагали, лишь только Ниночка Кияшко, кипя гневом, словно самовар, добежала до дома, в котором располагался отряд анархистов, там сразу же началось нездоровое шевеление. Чуть позже туда добрался и очухавшийся после моей профилактической беседы Лапа. Он прихрамывал и охал при каждом шаге. Теперь этот тип неделю будет есть стоя и спать только на животе, если, конечно, переживет ближайшую ночь. Эти пикантные подробности сообщил мне мой человек, которого я послал к логову местных бандюков.
Переть на нас в лоб среди бела дня «братки» вряд ли решатся. Ведь помимо моего взвода, боевые возможности которого были известны всем, и штабных подразделений, на станции Даурия были расквартированы бойцы выведенного в резерв 1-го Аргунского полка – а это чуть более трехсот опытных воинов, прошедших ад кровавых сражений Первой мировой войны. Им довелось повидать и испытать такое, что не каждый нормальный человек выдержал бы. Если к моему взводу отношение у аргунцев было более чем положительное, а с людьми из сотни подъесаула Тетери мы, почитай, побратались, то с анархистами у местных отношения не сложилось сразу и всерьез. Были уже инциденты, помимо сегодняшнего. До открытых боестолкновений, правда, дело еще не доходило, но разборки с мордобоем уже случались.
Так что мое предложение – раз и навсегда покончить с уркаганами, встретило одобрение. Что поделать – бандитов не любит никто, кроме, наверное, самих бандитов. Да и то их взаимная любовь тоже весьма условная – при дележке добычи они запросто перережут глотку друг другу.
Для организации отпора ожидаемой бандитской вылазке я собрал в доме у Дарьи Зиновия Метелицу, Георгия Богомягкова, подъесаула Ивана Тетерю и еще нескольких не менее уважаемых аргунцев. Ведь здесь их родная земля, а станция Даурия и окрестные хутора – их дом, где живут их родные и близкие. И кому, как не им, быть заинтересованными в том, чтобы избавиться от бандитской вольницы.
– Значит, так, товарищи, – сказал я, когда все собравшиеся расселись по лавкам, – вы все знаете, что отряд анархистов, прибившийся к нашей бригаде Красной гвардии, на поверку оказался самой обыкновенной бандой уголовников. Сегодня мне лично пришлось разбираться с одним из их шайки, защищая от насилия женщину. Наверное, каждый из присутствующих знает о подобных случаях – бандиты совсем распоясались, они рыскают по станции и в ее окрестностях. А ведь здесь живут ваши семьи, родные и близкие, в которых бандиты видят свою добычу. И даже если они уйдут в другие места, то и там они продолжат заниматься своим привычным делом – грабежом и разбоем.
– Так-то оно так, товарищ Бесоев, – почесав затылок, произнес Георгий Богомягков, – но только как случилось такое, что эту, как вы говорите, банду зачислили в состав нашей бригады?
– Об этом лучше спросите не у меня, а у товарища Лазо, – я развел руками. – Нас в это время на станции Борзя не было. Видимо, для него, по политической наивности, любой, назвавшийся революционером и пострадавший от царского правительства, уже является товарищем. А это не совсем так. На каторгу можно было попасть за разное. Кто-то – за политику, кто-то – за убийства и разбой.
Зиновий Метелица провел рукой по усам.
– В боях эти варнаки, – гневно сказал он, – были тише воды ниже травы. Все время у них находились какие-то отговорки. А вот тащить все, что плохо лежит, и задирать на бабах подолы – в этом они действительно мастера. Я думаю, нам надо принять к ним какие-то меры, чтобы прекратить это безобразие, а то народ порешит их сам, без нашего участия. Только и советской власти потом здесь тоже не бывать – такие уж мы люди, казаки. Обид не прощаем.
– А советская власть и не будет их прощать, товарищ Метелица, – успокоил я казака. – В советской России принят и действует Декрет о борьбе с бандитизмом, и наказание по нему для таких, как они, лишь одно – расстрел на месте. Тем более что есть у меня сильное подозрение, что сегодня ночью эта банда попытается напасть на командование нашей бригады, перебить всех и установить здесь свою бандитскую власть.
– Даже так, – покачал головой Георгий Богомягков, обведя взглядом внимательно слушающих разговор казаков. – А что это вообще за звери такие – анархисты, и с чем их едят?
Вопрос был задан явно на публику, ибо товарищ Богомягков был человеком политически подкованным и в общих чертах знаком с идеологией анархизма. Но раз вопрос задан – надо на него ответить.