Сделав дело, старший лейтенант Бесоев по рации вышел на связь с бронепоездом и сообщил Сергею Лазо и Зиновию Метелице, что станция Даурия ими освобождена, командование особого маньчжурского отряда или уничтожено, или взято в плен, и что завтра с утра можно начинать штурм перевала. До окончательного разгрома того, что осталось от банды Семенова, оставалось совсем немного.
А ночью к разместившемуся в ее доме старшему лейтенанту Бесоеву, на цыпочках, дрожа от волнения, словно незамужняя девица, пришла Дарья. Ни слова не говоря, она задула свечку, после чего, спустив с плеч ночную рубашку, всхлипнула и нырнула к нему под одеяло, прижавшись своим горячим, истосковавшимся по любви телом. Вот и пойми после этого женщин…
Никогда бы, даже в самых страшных снах, я не воевал в России против жителей России. Но теперь настало такое время, когда мне довелось испытать все прелести гражданской войны, которая, как я раньше полагал, возможна лишь в Мексике или Североамериканских Соединенных Штатах. Нет, я прекрасно понимаю, что есть у нас и такие, кто мечтает растащить нашу матушку Россию на куски. И за плечами у них стоят наши бывшие союзники по Антанте или бывшие враги – вроде турок. Об этом мне рассказывал и человек из будущего – полковник Бережной, и мой современник господин (товарищ) Сталин. Да я и сам смог в этом убедиться во время моего участия в боевом походе корпуса Красной гвардии по территории, раньше называвшейся Российской империей, а теперь ставшей Российской Советской Республикой. Как там у Пушкина: «Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердные, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка». Да уж, лучше не скажешь…
Правда, похоже, что во Владикавказе кровь лить мне все же не придется. Здесь советская власть была установлена еще задолго до нашего прибытия. И это потому, что у Сталина и его друзей тут находились опытные товарищи-организаторы. Первый из них – Сергей Киров, недавно отправился в Баку, чтобы навести там порядок, а второй – Ной Буачидзе, стоит рядом со мной и рассказывает о творящихся сейчас здесь делах.
Скажу сразу – и мне, и ему несколько неловко в общении друг с другом. Ему – потому что рядом с ним стоит брат ненавистного всем революционерам императора Николая, а мне – потому что придется иметь дело с человеком, который всю свою жизнь занимался свержением власти моего брата, за что Кавказским военным судом в 1911 году он и был заочно приговорен к смертной казни. Такая вот веселая компания – брат императора, и сам несостоявшийся самодержец, и несостоявшийся висельник-революционер… Но, как сказал полковник Бережной, «бывает так, что политика укладывает в одну постель самых разных людей». Верное наблюдение…
Я невольно улыбнулся. Ной Буачидзе, заметив мою улыбку, замолк на полуслове и с удивлением поднял свои густые черные брови.
– Товарищ Романов (как странно для меня такое обращение, но я уже начинаю к нему привыкать), – обиженно сказал он, – вы меня не слушаете? А зря – то, что я вам сейчас рассказываю, вам необходимо знать, чтобы вы поняли, с чем вам придется здесь столкнуться. Например, вы знаете, какова ситуация с земельными наделами в Терской области?
Я отрицательно покачал головой. Хотя мне и довелось командовать Дикой дивизией, джигиты которой были уроженцами этих краев, в мою голову как-то не приходила мысль поинтересоваться их повседневным житием-бытием.
– Так вот, – начал свою лекцию Ной Буачидзе, – перед революцией в казачьих станицах на каждую мужскую душу приходилось по двенадцать десятин удобных земель, что вполне обеспечивало успешное ведение хозяйства. Для сравнения – в горной Чечне этот показатель составлял треть десятины, а в Ингушетии и Осетии – по две десятых десятины на одного мужчину. Более половины удобных для обработки и лучших земель Терской области принадлежит казачеству. Составляя около пятой части населения области, казачество владеет тридцатью процентами ее земельных угодий, тысячью шестьюстами квадратными верстами морских вод, побережьем Каспия с рыбными промыслами, исключительным правом рыболовства на Тереке, Сунже и Малке, соляными промыслами, каменоломнями. Кроме того, Терское казачье войско за аренду своих земель получало от нефтепромышленников до двадцати пяти миллионов рублей, ежегодно имея два миллиона рублей арендной платы. Казаки держали сеть запасных продовольственных и фуражных «магазинов», агрономические прокатные пункты с сельхозмашинами и орудиями, распоряжались капиталом из благотворительных поступлений для оказания помощи бедным семьям.
К тому же казаки не облагаются никакими налогами. Они занимают господствующее положение в управлении краем. Наказные атаманы казачьих войск одновременно являются начальниками областей и командующими войсками края.
– Да, но как я полагаю, госпо… извините, товарищ Буачидзе, – сказал я, слегка удивленный тем, что мне пришлось сейчас выслушать, – все это, наверное, вскоре изменится. Хочу вам напомнить, что приведенные сейчас вами цифры мне, в общем-то, знакомы. Но все эти привилегии даны казакам отнюдь не за красивые глаза. Терское казачье войско во время войны выставило на службу царю и Отечеству более шестнадцати тысяч штыков и сабель, причем экипированных и вооруженных за свой счет. И, как я полагаю, далеко не все из терских казаков будут в восторге от того, что их лишат подобных доходов и урежут земельные участки, что, кстати, будет противоречить Декрету о земле, ибо по нему отчуждению подлежат только помещичьи и монастырские земли.
Господин-товарищ Буачидзе хмуро кивнул и подозрительно на меня покосился. Видимо, его покоробило мое упоминание о «царе и Отечестве», как и о том, что не все в этом мире так просто, как бы хотелось некоторым. Но спорить при этом он со мной не стал.
– Да, казаки – это сила, – произнес он после небольшой паузы, – причем многие из них будут руками и зубами держаться за свои привилегии. Но не стоит забывать и о том, что мы, большевики, не собираемся огульно лишать их всех льгот. К тому же казаки смертельно устали от войны. Многие погибли на фронте, многие стали калеками. Так что они благодарны большевикам хотя бы за то, что те закончили наконец-то эту треклятую войну.
Немного помолчав, он продолжил:
– Я знаю, что вы, Михаил Александрович, – тут он впервые обратился ко мне по имени и отчеству, – лично принимали участие в боях с германцами в составе Красной гвардии под Ригой. Думаю, что это вам поможет в общении с местными жителями. Ведь местные горцы весьма уважают храбрых воинов.
Я не удержался и напомнил Ною Буачидзе о том, что до Февральского переворота я командовал Дикой дивизией, и ее бойцы не могут упрекнуть меня ни в трусости, ни в невнимании к их нуждам и заботам.
– Мы помним об этом, – кивнул мой собеседник. – Дикая дивизия показала себя с лучшей стороны во время мятежа генерала Корнилова. Ее эшелоны были направлены Корниловым на Петроград. Но горцы, узнав, для чего и зачем их туда направили, остановились под Вырицей и отказались участвовать в авантюре несостоявшегося диктатора.
Я тяжело вздохнул. Если сказать начистоту, я тогда, в августе прошлого года, втайне сочувствовал генералу Корнилову, хотя, наверное, никогда не смогу простить ему участие в аресте семьи моего брата. Впрочем, уже потом мои новые знакомые буквально на пальцах сумели разъяснить мне, почему замысел корниловского выступления не мог быть успешным, и что ждало Россию в случае хотя бы частичного осуществления этого плана. Кровавая бойня всех против всех, в которую по самую Москву и Петроград влезли бы и германские войска – вот что получила бы наша страна в случае установления в ней военной диктатуры.
– Товарищ Романов, – произнес Буачидзе, прервав мои размышления, – вам нужно помнить и о разноплеменном населении Северного Кавказа. Многие из здешних народов сотни лет враждуют друг с другом. И достаточно одной искры, чтобы мир в этих краях взорвался, словно пороховая бочка, и пролилась кровь. А, как вам известно, кровная месть среди горцев – это дело чести, которое зачастую передается из поколения в поколение. Потому действовать нам следует очень осторожно, не спеша, тщательно продумывая каждый поступок и каждое слово.