К Чатыр-Келу верховая группа добралась к вечеру. Закатное солнце красиво подкрашивало цепляющиеся за белоснежные вершины облака, делая их снизу красно-оранжевыми, а сверху обрызгало темно-фиолетовыми мазками. Подул свежий ветер, но бойцы, не обращая внимания на холод с гор, быстро поставили палатки и разожгли походные керосиновые печки. Убитую по дороге козу разделали умельцы, так что скоро по лагерю поплыли запахи варева.

Для командиров поставили отдельную палатку на три человека. Назаров, раздевшись по пояс, с наслаждением ополоснулся в озере, потом накинул нательную рубаху и залез внутрь палатки. Бриться решил после ужина. Сотворив небольшое плетение, зажег над своей головой яркий магический фонарик, уселся в седле, заменявшем ему стул, и стал что-то писать в потрепанном блокноте карандашом. Посвежевший и выбритый Шаранский появился позже, хмыкнул, глядя на импровизированное освещение, и прилег на спальном мешке.

– Ужин будет через полчаса, подполковник, – решил он предупредить Назарова. – Чем заняты?

– Пишу вам рекомендации, как и обещал, – откликнулся волхв. – Впрочем, вы боевой офицер, и сами знаете, как себя вести.

Князь расстегнул кобуру, достал пистолет и задумчиво посмотрел на него, потом отщелкнул обойму и стал разбирать. Решил почистить, пока готовится ужин. Денщик Огурцов уже брякал котелками за стенками палатки.

– Вы идете в сам Кашгар или будете работать в его окрестностях? – занятый делом, Шаранский до последнего момента пытался выяснить по косвенным признакам истинную цель волхвов. Так, казалось ему, легче перенести ту обиду, вернее, недоверие к нему, которое он получил от командования. Личное мнение Шаранского основывалось на чести офицеров и на приближенность его к определенным кругам из штаба округа. Но никто даже намека не дал, какую основную цель выполняет экспедиция.

– В Кашгаре, – улыбнулся Назаров, оторвавшись от письма. Он как будто насквозь видел князя, и сочувствие сквозило в его взгляде.

– А как же вы там будете сливаться с местным населением? Извольте полюбопытствовать, подполковник, но вы так же похожи на уйгура, как и я на араба.

Вместо ответа Назаров склонился еще ниже и вдруг, подняв голову, пристально взглянул на князя. Шаранский вздрогнул. На него смотрел худощавый, с острыми узкими скулами азиат с кожей едва заметного желтовато-серого оттенка. Лысый череп блестел в свете магического фонарика, а тяжелая черная коса спускалась с затылка на спину. Сощуренные в насмешке глаза сверлили оторопевшего князя, а щелочки губ разомкнулись:

– Аднака, испугалася, камандир? Кандак эхвалиниз?[3]

– Фу ты, дьявольщина! – выдохнул Шаранский и облегченно засмеялся. – Совсем забыл, с кем имею дело! Отличная иллюзия! Вы и уйгурский знаете?

– Зайковский – прекрасный знаток уйгурского и еще некоторых наречий Китая, – усмехнулся Назаров, принимая свой обычный вид, проведя рукой ото лба до подбородка. – А я просто любитель. Всего лишь ментальная программа профессора Ираклиева с применением лингвоамулетов, которая с трудом прижилась в России. Вещь презабавная, в Европе на нее давно обратили внимание, а мы почему-то проигнорировали методику.

– Я слышал об этом профессоре, – кивнул князь. – Его методики приняла в штыки Коллегия иерархов. Вы же знаете, что у них есть свои наработки в области изучения иностранных языков? А здесь всего лишь амулет и пара часов под гипнозом. Хорошо, хоть шарлатаном не объявили. Но Ираклиевым заинтересовались в контрразведке и «внешники». Там таких спецов не упускают.

– Абсолютно согласен, Михаил Давыдович, с вашим мнением.

В палатку заглянула взлохмаченная голова Огурцова. Боец браво отрапортовал, что ужин готов.

– Нести?

– А где капитан Зайковский? Видел его?

– С озера возвращается, – тут же доложил денщик.

– Тогда давай сразу на троих раскладывай и чаю в термос налей, – махнул рукой Шаранский. – Подождем вашего капитана?

– Даже не обсуждается, – согласился Назаров и захлопнул блокнот.