— Просто повезло! Дом номер 3 на Восточной 70-й. Дом-то хороший, — сказала она.

— Три на Восточной 70-й. Какая квартира? — тут же спросил он.

— 10 "Б". Случайно не знаешь ее?

— Откуда мне знать? — резко бросил он. — Особенно при том, что мой папенька, исходя из собственных соображений, пять лет продержал меня в вест-сайдском офисе... Но не скрою, — тут Лейси показалось, будто Рик нарочно напускает на себя довольный вид, — слышал краем уха, будто тебя приметили, ты кому-то понравилась, и теперь этот кто-то хочет подбросить тебе эксклюзивчик. Сколько раз я тебе повторял слова моего деда, а он в этих делах собаку съел: «Благословен тот, кого запоминают люди».

— Вполне возможно, хоть я не уверена, что дело здесь в благословении, — Лейси понадеялась, что подобный откат положит разговору конец. Она еще питала надежду, что Рик научится воспринимать ее как обычную служащую империи его папочки.

Рик пожал плечами и ушел к себе: его кабинет выходил на Восточную 62-ю улицу, ее — на Мэдисон-авеню. Лейси нравилось смотреть на бесконечный поток машин, на толпы шумных туристов, на посетителей роскошных бутиков.

«Есть люди, рожденные для Нью-Йорка, — порой приходилось объяснять паникующим женам переведенных на Манхэттен сотрудников. — Иные едут сюда с неохотой, но вдруг обнаруживают, что Нью-Йорк — лучшее место для жизни, пусть и не идеальное. На дальнейшие вопросы она обычно отвечала: — Сама я выросла на Манхэттене. Уезжала только в колледж учиться, а так, можно сказать, всю жизнь здесь прожила. Это мой дом, мой город».

Джек Фаррелл, ее отец, воспринимал город точно так же. Лейси с детства запомнила Нью-Йорк таким, каким его показал ей отец.

«Мы с тобой, Лейс, похожи; что ты, что я — пройдохи мегаполисные. Мать твоя давно мечтает уехать из города. Но терпит, потому что знает — без города я умру».

Лейси унаследовала и любовь Джека к Нью-Йорку, и его ирландскую внешность: светлую кожу, зеленые глаза и темные, почти черные волосы. Сестре же ее, Кит, достались английские черты матери: ярко-синие глаза и волосы цвета озимой пшеницы.

Джек Фаррелл был музыкантом и работал в театре, но порой играл в клубах, иногда участвовал в концертах. С детства Лейси знала наизусть все бродвейские мюзиклы и распевала их вместе с отцом. Лейси только окончила колледж, как отец умер. Эта смерть стала для нее таким ударом, что, казалось, оправиться от него она не сможет никогда. Рядом с театром ей все время казалось, что из его дверей вот-вот вынырнет отец. После похорон мать грустно вздохнула: «Как отец и говорил, в городе я не останусь». И бывшая медсестра купила квартиру в кондоминиуме в Нью-Джерси. Поближе к сестре Лейси Кит и ее семье. После переезда она устроилась на работу в местную больницу.

Окончив колледж, Лейси нашла себе маленькую квартирку на Ист-Энд-авеню и работу в агентстве по продаже недвижимости «Паркер и Паркер».

Мурлыча какой-то мотивчик, сейчас она достала папку с данными на Восточную 70-ю улицу и стала читать. «На втором этаже двухэтажную тогда я продала, — вспоминала Лейси. — Просторные комнаты. Высокие потолки. Кухню, правда, следовало переделать. Так-с. Теперь нужно найти что-нибудь о квартире миссис Уоринг».

Лейси нравилось готовить квартиры к продаже. Она уже заметила, что знакомство с управляющими домов, в которых компания «Паркер и Паркер» покупает и продает квартиры, может оказаться невероятно полезным. Повезло, что она знает Тима Пауэрса, управляющего дома № 3 на Восточной 70-й. Она позвонила ему, терпеливо выслушала двадцатиминутный отчет о том, как прошло лето, — Тим всегда был болтлив — и в конце концов перевела разговор на тему квартиры Уоринг.

По словам Тима, Изабель Уоринг — это мать Эмили Ланди, молоденькой певицы и актрисы, которая только начала свою театральную карьеру. Эмили Ланди, дочь именитого владельца ресторана Джима Ланди, скончалась прошлой зимой. Ее машина разбилась, когда Эмили возвращалась из Вермонта, где провела выходные, катаясь на лыжах. Квартира принадлежала самой Эмили, и, видимо, Изабель теперь решила ее продать.

— Миссис Уоринг все никак не поверит, что смерть Эмили — всего лишь несчастный случай, — сказал Тим.

Повесив трубку, Лейси вспомнила, что в прошлом году видела Эмили в одном удачном бродвейском мюзикле. Точнее, только ее там и помнила. В ней было все, подумала Лейси: красота, талант и восхитительное сопрано. «Десять баллов», — сказал бы отец. Неудивительно, что матери Эмили не верится.

Лейси поежилась, встала и отключила кондиционер.

Во вторник утром Изабель Уоринг окинула квартиру дочери взглядом агента. Все-таки хорошо, что она сохранила карточку Лейси Фаррелл. Джимми, ее бывший муж и отец Эмили, захотел продать квартиру и, говоря по совести, времени дал предостаточно.

Лейси Фаррелл понравилась ей сразу, еще тогда, в лифте, — такая же молодая, как Эмили, и немного похожа на нее.