Ох, как нагло я соврала бы самой себе, если бы заявила, что не узнала этот голос! Ну да, он ниже, чем раньше, но эти высокие визгливые нотки! Они никуда не делись. Наследный принц! По-моему, это он.

Его здесь нет, голос доносится откуда-то снизу, но теперь слышно, как его обладатель поднимается по лестнице. Мой камердинер – Гиспер, Каспер, Джаспер или как там его зовут – заталкивает меня обратно в комнату, из которой мы незадолго до этого вышли, и направляется к лестнице.

– Я здесь, Вип! – кричит он, и – я слышу – сбегает по лестнице.

Мое сердце колотится как сумасшедшее, когда я прислоняюсь к стене комнаты, на полу которой по-прежнему лежит раскрытый фолиант с пятнистым тавианом.

Боже мой, о чем я только думала? Обжимаюсь тут с каким-то парнем, о котором почти ничего не знаю! И что это еще за внезапная атака с его стороны? Приличные мальчики так не поступают, меня, по крайней мере, учили этому. Не говоря уже о том, что порядочные девушки тоже ничем таким не занимаются. Если нас, конечно, можно назвать таковыми. Он, похоже, решил, что я легкая, благодарная добыча, и это задевает мою гордость.

Вип. Сокращенное от Випольд. Значит, это и правда наследный принц звал своего камердинера. Випольд Первый. Отличные у Вас слуги, Ваше Достопочтимое Высочество! А сами Вы тоже тех же нравов? А может, вы, ребята из лучших домов, все одного поля ягоды?

Теперь мне хочется вернуться туда, где проходят курсы придворного этикета, но не знаю, свободен ли путь. Кроме того, я чувствую, что лицо до сих пор пылает, а волосы растрепались еще больше, чем раньше. Я усаживаюсь на подоконник, распускаю свой огромный узел волос и скручиваю их в новый пучок. Когда моя войлочная копна наконец заколота, лицу становится прохладнее. Думаю, теперь можно идти. Надеюсь, остальные девушки все еще там.

Колени дрожат, когда я спускаюсь по лестнице и несусь через множество помещений и коридоров обратно в танцевальный зал. Комната пуста. В легкой панике обхожу зал, но потом, выглянув в окно, замечаю примерно сотню девушек, стоящих в саду. Им разносят на подносах розовый лимонад и печенье. На прощание.

Со скоростью ветра я преодолеваю еще одну лестницу, сбегаю вниз и нахожу выход на улицу. Оказавшись снаружи, выхватываю из рук первого попавшегося слуги стакан лимонада и отправляюсь на поиски Хелены и Помпи.

– Где ты была? – набрасывается на меня Помпи. – Ты внезапно пропала!

– Я… я…

– Она ведь уже умеет танцевать, – вмешивается Хелена. – Ей, видно, было ужасно скучно!

– А, да! – восклицает Помпи. – Все время забываю об этом. Ты ведь даже ходила в школу для высокопоставленных дочерей!

Я нервничаю. Видно ли по мне, что моя кровь вскипела до такой степени, что я бросилась на шею парню, который чисто по-женски находит меня интересной (а во всем остальном, вероятно, нет)?

– С тобой все в порядке? – спрашивает Помпи.

– Да, само собой, – отвечаю я, пытаясь улыбнуться. Затем одним глотком осушаю свой стакан с лимонадом.

– Вот, попробуй печенье! – говорит Хелена. – Мне они как-то не очень, такой странный вкус.

Я кручу в руках печенье, имеющее слегка голубоватый цвет, нюхая его. Куркума? Голубая куркума?

А, не важно. Запихиваю печенье в рот, жую и слизываю крошки с ладони. Не представляю, чтобы на королевской кухне подмешивали голубую куркуму в печенье для бедных девушек. Это экзотическая, очень редкая пряность, которую мой отец предпочитал продавать богатейшим из богатейших. Но поскольку он больше не ездит в Хорнфолл, на родину голубой куркумы, в нашей стране, насколько мне известно, она больше не используется.

Какое-то время мы стоим в саду, и я расслабляюсь. Все хорошо, меня никто не поймал, и можно сделать вид, что вообще ничего не произошло. В принципе, было неплохо. Если бы только не это странное жжение в груди. Что-то мне не нравится, и это мучает меня. Обычно у меня никогда не бывает таких приступов, но сейчас хочется забиться в уголь и завыть.