Но теперь я прежняя, пожалуй, могла бы гордиться собой настоящей — дала себе слово не принимать слова Сомерайт Барджузи как-его-там-еще на веру. Судя по всему, у меня в этом мире друзей все же нет, одни лишь желающие чем-то поживиться за мой счет, как бы невинно или туманно они это не называли. Пора было с этим просто смириться и начать пользоваться ситуацией, не взирая на чьи-то чувства.

Я прижалась к спинке кровати, отдернув ногу, к которой потянулся было рогатый сластолюбец, и сложила руки на груди, заодно прикрыв ими свои холмики и соски, проступавшие под тонкой ночной рубашкой.

Сомерайт разочарованно вздохнул и, наклонившись чуть вперед, начал свой рассказ:

— Знает ли сладкая госпожа, что ее сестры вовсе не бежали из "Лиловой Розы"?

— Что?! — Пожалуй, я сказала это слишком громко… — Что ты только что сказал? — Вот. Так уже приемлемо.

— Так и есть, они вышли через парадные двери на следующий же день после того, как синеокая Лобелия покинула логово Ильсурского ужаса и понесла наказание за то, что даже еще не было совершено. Ваши сестры были веселы и полны надежд, я сам видел, как блестели их улыбки и глаза, а еще чувствовал золото в их кошельках, много золота… никак не меньше пятнадцати тысяч делариев!

Я сидела напротив желтоокого мужчины и смотрела на него во все глаза — что это, еще одна злая шутка судьбы или все так и было на самом деле. Дурочку Лобуэлию изощренно обвели вокруг пальца, а она и не заметила?

— А еще до того мадам Кардамон разослала гонцов куда только можно, предлагая бесценный товар по цене, которую благородные и богатые мужи сочтут нужной заплатить. Мой господин тоже получил от нее приглашение на аукцион, так мы и узнали в какой опасности находится наша сладкая девочка. — Сказал он взволнованно утроившимся голосом. Пожалуй, это было слишком жутко для темной комнаты.

Сейчас он скажет, что мадам Кардамон и есть моя мать или даже отец, Ангельд Черный, магическим путем изменивший свой пол — и я вообще перестану чему бы то ни было удивляться в жизни, хоть крысе под одеялом, хоть летающим свиньям над Мильским дворцом короля Жоржетта Второго.

— Я все время в опасности, Сомерайт. — Попыталась я его успокоить, хотя у самой теперь зуб на зуб не попадал. Но не от страха, от злости. Кипучей ярости, которую хотелось пойти и плеснуть в лицо паршивой Кардамон.

— Сомерайт Барджузи Гроуд. — Поправил меня желтоглазый, видимо, с особым трепетом относившийся к равноправию в рамках одного тела. — Вероятно, вы, госпожа моя, не совсем понимаете о какого рода опасности именно идет речь?

Я настороженно примолкла, мол, просвети, дружище, будь добр.

— Зная особую природу вашей красоты, мадам, эта совершенно беспринципная женщина, — сказал он с особенным, неожиданным жаром, — сразу же нацелилась на главного претендента на вас. Поверьте, попав к нему в лапы, вы уже не увидите более белого света. Он не отпустит вас пока вы не умрете в его душных объятиях от бессилия и предсказуемости конца своей жизни. А все остальные кандидаты на обладание вами, включая моего господина, не более чем инструменты в ее руках для набивания цены. Потому что мадам Кардамон знает, что он вас не отпустит, едва вы попадетесь ему на глаза, а значит отдаст любые сокровища, лишь бы заполучить, что желаемо.

— И кому же я могу быть так нужна? — спросила я уже предполагая ответ, но до конца все же, не веря в него.

Одержимый низко хохотнул и ловко поймал мою руку, чтобы запечатать на ее тыльной стороне свой горячий поцелуй.

— Ну, разумеется, вы уже сами обо всем догадались. Все же не в лесу дремучем родились и сказки в детстве читали.