Она прижимает руки к груди, словно держит что-то невидимое. Король бледнеет, зовет стражу, но женщина в черном стоит, баюкает пустоту и поет…
— Спи, мой малыш, маленький спи… Глазки свои поскорее сомкни… Папа велел тебя бросить в камин… Спи, мой малыш, мой единственный сын…
Меняются лица, тронные залы, голоса накладываются друг на друга. Блондинка в короне смотрела улетающим лебедям, брюнетка протягивала кинжал облезлому и неопрятному мужику, которого скрючило в поклоне: «Принеси ее сердце!». Другая брюнетка смотрела на самый верх огромной башни, прижимая к груди плачущую девочку. Картинки снова сливались, голоса перерастали в торжествующий, злорадный женский смех… Я прислушалась. Но это был уже не смех. Это был плач, надрывный, страшный и такой горький…
Внезапно арка, над которой был изображен ворон в короне, засветилась, а я сжала кулаки и розу, делая решительный шаг в темноту.
— Какая сказка тебе больше всех понравилась? — послышался женский голос.
Голубым огнем вспыхнули свечи, освещая красивое кресло, стоящее напротив мрачного зеркала, в котором я отчетливо видела, как дракон поливает пламенем магов, а из окон в сторону грубо сколоченных деревянных лестниц летит мебель. Если быть конкретней, моя тумбочка.
— Ну же…, - я снова услышала голос. — Здесь, конечно, мою любимую «Розалинду. Путь любви» не показывают… А жаль… Я так и не узнала, будет ли она с Эдуардом, или все-таки предпочтет Себастьяна…
Я замерла на месте, сжимая в руке медальон с розой. Лепесток завис, но так и не упал.
— Не переживай. Я остановила время для нас. Кстати, я газ выключила? — послышался встревоженный голос, а я не верила своим ушам. — Там еще платежки должны были прийти. За май. Пересчет был… Сколько ругалась с этими иродами, а мне все доказывали, что я пятнадцать кубов воды истратила. Какие пятнадцать? У меня же водомер! Там два куба! Два!
Я стояла, открыв рот и чувствуя, как мне не хватает воздуха… Молодая женщина стояла передо мной в черном, словно траурном платье, расшитом вороньими перьями. Зловещая черная корона украшала ее голову, а на пальцах у нее были черные кольца, имитирующие когти… Один взгляд на ее лицо, и память услужливо подсунула мне тот самый пыльный, старый альбом, который я как раз собиралась выбросить…
— Ну дай же бабушка тебя обнимет!
Я бросилась к ней, прижимаясь к ее груди и рыдая, как маленькая девочка. — Бабушка… Ба… Я думала, что тебя больше нет…
— Знаешь, Вороньи Королевы навсегда остаются в заточении своей ненависти, — вздохнула бабушка, гладя меня по голове. — И я так понимаю, что ты пришла сюда ради своего принца…
— Ба-а-а! — рыдала я, обнимая ее и чувствуя мокрой щекой птичьи перья.
— Тише! Соседей разбудишь! — послышался голос, а я удивленно осмотрелась.
— Да я пошутила…, - улыбнулась бабушка. — Горе мое, луковое! Надо ж было тебе найти медальон! И ведь прятала его, как могла!
— А почему не выбросила? — сглотнула я, чувствуя, как меня гладят по волосам.
— Хотела, но замоталась. То с управдомом поругаюсь, то в очереди в «Водоканал», — отмахнулась бабушка. — Как мама и папа?
— Все так же. Ругаются, — шептала я, прижимаясь к родному человеку. — Прости меня… Прости за то, что не навещала…Прости, что оставила тебя в одиночестве… А ведь я могла выкроить время, чтобы лишний раз позвонить или зайти… Просто посидеть… Попить чаю… Сходить в магазин и купить тортик… Мне так стыдно… Прости…
— У меня были твои фотографии, — она отстранила меня и заглянула в лицо. — На полке стояли. Я с ними частенько разговаривала… Так! Все, не реви! Вот напасть!