— Быстрее! — меня тащили по коридору. По стенам шли трещины, а башня медленно складывалась, погребая под собой все… — Давай! Анастасия! Ититьтвоюмать! Ты куда?

Перед глазами все расплылось, в ушах стоял тот самый противный звон, сквозь который прорывались голоса. «… все живы?», «… просто без сознания!», «… придет в себя!».

Я понимала, что меня трясут за плечо, но самое странное, что ничего в этот момент не чувствовала. «… как она?» — я видела чужие перепуганные лица, одна реальность накладывалась на другую, смешивалась и растворялась в той самой вспышке, застывшей перед глазами.

— Эй! Ну скажи хоть что-нибудь! — меня снова трясли, а я не мигая смотрела на чужие лица, сквозь которые видела другое лицо. Я пыталась поднять руку, чтобы отмахнуться от того, кто шлепал меня по щекам, пытаясь заглянуть в глаза. «О! Очнулся! Я же говорил, что запах этого зелья приводит в чувство даже мертвых!» — слышалось сквозь шум и чей-то надрывный кашель.

— Эй! — дергали меня, а силуэт в белом сиянии таял.

«Ушиб! Жить будешь!» — прорывалось сквозь звенящую тишину. Слова «люблю» и «прощай» звенели в голове, пока мне под нос совали какую-то дрянь. Он не мог погибнуть… Не мог…Он же и так, неживой… Звон постепенно стихал, а меня пробирал до дрожи отвращения запах прелых носков, кошачьей мочи и еще чего-то настолько мерзкого, что хотелось сесть на диету раз и навсегда.

— Ну вот! Молодец! — меня трясли, снова и снова заставляя нюхать флакон. — Давай, малыш, давай! Времени немного! … Давай, малыш! Давай! Возвращайся в наш мерзкий мир!

Я неуверенно встала, рассеянно глядя на принцев, которые уже пришли в себя, а потом бросилась к окну, чтобы отдышаться, чувствуя подступающие приступы дурноты. Вокруг замка была все та же колючая стена.

— Нет! — шептала я, задыхаясь от слез и глядя на его заклинание, которое медленно таяло, радуя родительский комитет и воодушевляя захватчиков.

— Когда погибает маг, — услышала я слабый голос Шарман, которую усадили в кресло. — Исчезает и заклинание. Он действительно умирает, но раз стена стоит, он еще жив…

Я бросилась к ней, обнимая и рыдая, пока она гладила меня сухой и слабой рукой по голове.

— Время еще есть, — прошептала она, пока по моим щекам катились слезы, а я терлась об пыльное кружево ее обветшалого наряда. — Но немного… Держи… Он просил тебе отдать, если с ним что-то случится…

Я судорожно вздохнула, глядя на странную подвеску. Бронзовая цепь, бронзовое основание, а внутри — маленькая роза с которой, вопреки законам физики, упал второй лепесток.

— Надо готовиться к обороне! — слышался суровый и холодный голос Ардена.

— Тише! — прошипела змеей Шарман, тяжело вздыхая. — Девочка и так натерпелась. Дайте ей время, чтобы она пришла в себя… Тише, все, жив он, жив… А вы чего столпились, как стошнились? Давайте, идите, воюйте, готовьтесь! А то без бабы даже оборону замка не можете организовать! Арден! Возьми командование на себя!

Я всхлипывала, медленно приходя в себя и чувствуя, как у меня трясутся руки и не унимается сердце. На моей ладони лежала изумительно красоты роза, на которую я тупо уставилась, пока меня гладили по голове, как маленькую.

— Почему ты не уничтожила свой портрет? — прошептала я, тяжело дыша.

— Это все, что у меня осталось от былой молодости и красоты. Я каждый раз просыпаюсь утром и говорю себе, что сегодня новый день, что однажды снова верну себе то, что отняло у меня проклятье… — горько усмехнулась Шарман. — Я повторяю себе, что надежда есть, что однажды солнечный лучик озарит замок, и я снова стану собой.

— То есть, — я подняла голову и оторвалась от розы. — То есть… Ты… Ты не старая? Сколько тебе?

— Двадцать восемь, если ты об этом. Мне уже больше ста лет двадцать восемь. Так меня наградили за одно доброе дело. Не скажу, что вела себя, как порядочная женщина, не скажу, что те, кто стояли на моем пути, не сходили раньше времени в могилу, но однажды моя судьба изменилась…