Глава двадцать первая

Суженый, на голову контуженный…

В эту ночь сон был третьим, а следовательно, лишним. За открытым окном невидимый художник нарисовал алым мазком рассвет. Сначала он смутился, что слишком ярко и рано, поэтому прикрыл его темными тучами, случайно опрокинув стакан с водой. Стакан с грохотом покатился по предутреннему небу, поливая сонную землю свежим шелестящим дождем.

Сон деликатно заглянул к нам, увидел, что мы немного заняты, смутился, развернулся и пошел прочь. Он отправился донимать водителей, которые сейчас за рулем, работников ночных смен, заскочив по пути к соням, у которых только что прозвенел будильник. Он поприветствовал всех сладкой, протяжной и заразительной зевотой, напоминая о том, что нужно ложиться спать пораньше.

— Душа моя… — прошептал Иери, не отрывая губ от моих. — Душа… Моя…

Некоторые чудовища очень и очень опасны. Для сердца. И если вы дали себя поцеловать, то больше нет ни надежды, ни одежды, ни тонкой грани между «беречься» и «беречь».

Сон снова заглянул, осторожно прокрадываясь в комнату. Он принес в подарок полуявь, в которой сразу нельзя осознать, где начинаются волшебные грезы и заканчивается поцелуй; в которой мечты и реальность расплываются в сонных и счастливых глазах, а призрачные следы каждого прикосновения вызывают озноб. Я бы сравнила свою прошлую жизнь с пресным диетическим хлебцем со вкусом картонной коробки. А с чем тогда сравнивать эту? Не знаю…

На груди, к которой меня прижимают, возле взволнованного сердца, которое стало для меня самым лучшим подарком на свете, спрятался короткий шелковистый рубец. Он меня волнует, тревожит, вызывая желание его поцеловать и растворить в нежности. Каждый раз, проводя по нему пальцами, я заклинаю его исчезнуть. Наверное, в полумраке и в полусне мне кажется, что он действительно стал меньше…

— Так близко к сердцу… — шептала я, отрываясь губами от белого рубца. — Еще немножечко, и… Это, наверное, так больно… Как же это больно…

Я не хочу думать о том, что в одном теле живут две души, и этот шрам, возможно, получил принц, а не чудовище. Если быть откровенной, то душа принца интересует меня не больше, чем кошка, сидящая на тумбочке и наблюдающая за хозяевами в пикантный момент. Она мне интересна ровно настолько, насколько может быть интересен паучок, ползущий между раковиной и унитазом по своим паучьим делам. Я воспринимаю его как случайного прохожего в момент ожидания дорогого человека. Зацепила взглядом, увидела что-то знакомое, поняла, что ошиблась, и отпустила.

Подушка показалась мне раскаленной пустыней, растрепанные волосы липли к лицу, сердце растекалось по венам, стуча в горле, в висках, в запястьях. И только холодный, как кубик льда поцелуй, тающий на моем лбу, заставил свернуться в клубочек и немного вздремнуть. Меня укрыли, обняли, спрятали. Все мои тревоги, переживания, страхи не прошли фейс-контроль и были отогнаны чужой рукой, перебирающей мои спутанные и мокрые от пота волосы. Я спряталась в домике, меня нет, абонент — не абонент.

— Хочешь, я расскажу тебе сказку, душа моя… — прошептал Иери, накрывая меня одеялом и целуя. — Жил на свете принц, который очень рано осиротел. Душа у принца была самая обычная. Капризная, ленивая, избалованная душа, ни в чем не знавшая отказа. Государственные заботы его утомляли, вызывая скуку и зевоту, поэтому он предпочитал просто жить в свое удовольствие. И вот однажды принц встретил одну благородную девушку с нежной и красивой душой, почти как у тебя, душечка. И в этот момент душонка принца потеряла покой. Он бредил этой красавицей, осыпал ее подарками, комплиментами, дарил ей стихи. Но это были не его стихи. Они были просто подписаны его именем. Искренние слова любви не могли родиться в жалкой душонке, а чтобы облечь их в поэзию, нужно хотя бы научиться писать свое имя и титул без ошибок. Поэтому лирику принц поручал слугам, чтобы выдать ее за порывы своей души. Но душа девушки не отвечала взаимностью, чувствуя фальшь в каждом слове. Она искренне и нежно любила другого. И самое интересное, что ее любовь была взаимной. Но принц не мог успокоиться. Под красивыми словами о возвышенных чувствах, изящными комплиментами и рифмами скрывалась обычная низменная страсть, которую принц мечтал утолить. Он мечтал сорвать цветок, поиграть с ним, а потом растоптать. Но душа девушки не продавала любовь. Она дарила ее тому, кто ее ценит… И две влюбленные души были счастливы, пока в этой самой комнате страдала жалкая душонка, изнывая от собственного бессилия.

Иери умолк. Я требую продолжения мелодрамы!

— Ну? — нетерпеливо заерзала я, украдкой целуя в грудь хитрое и коварное чудовище, которому впору снимать сериалы, обрывая серии на самом интересном месте. — Это вся сказка?

— Нет, душа моя… Это только начало… Каждый раз, когда ты будешь засыпать у меня на руках, я буду рассказывать тебе продолжение… А теперь поспи немного… — шепот растворился в предутренней тишине.

— Я заметила, что ты многое умеешь… — вздохнула я, устраиваясь поудобней и закрывая глаза.