– Пожалуйста, – попросила она Антония. – Не говори Аиду.

Ей нужно было, чтобы он понял. Иначе она будет чувствовать себя узницей, а это то, от чего она пыталась сбежать больше восемнадцати лет.

Циклоп сдался не сразу, но потом наконец кивнул:

– Как пожелаете, миледи, но если что-то пойдет не так, я сразу же позвоню боссу.

Отлично. Этого ей будет достаточно. Она похлопала Антония по плечу:

– Спасибо, Антоний.

Персефона покинула безопасный салон машины и пошла с опущенной головой в сторону Акрополя. Гудение толпы становилось все громче, и богиня замерла, увидев, что людей стало еще больше.

– О боги, – простонала она.

– Да уж, заварила ты кашу, – произнес голос у нее за плечом. Она развернулась и увидела прекрасного голубоглазого бога.

Гермес.

За последние несколько месяцев он стал одним из ее любимых богов. Он был красивым и смешным и всегда подбадривал ее. Сегодня он был одет как смертный. Ну, по большей части. Гермес по-прежнему был неестественно прекрасен благодаря золотым кудрям и сияющей бронзовой коже. В качестве наряда он выбрал розовую рубашку поло и темные джинсы.

– Кашу? – смущенно переспросила она.

– Смертные говорят так, когда попадают в неприятности. Ты разве никогда не слышала?

– Нет, – ответила она, но в этом не было ничего удивительного. Богиня провела восемнадцать лет в стеклянной тюрьме. Она много чего не знала. – Что ты здесь делаешь?

– Увидел новости. – Он широко улыбнулся. – Вы с твоим мальчишкой-игрушкой[1] теперь официально в отношениях.

Персефона вперила в него свирепый взгляд.

– Мужчиной-игрушкой? – предложил он.

Она все еще гневно смотрела на него.

– Ладно, хорошо. Богом-игрушкой.

Она сдалась и вздохнула, спрятав лицо в ладонях.