Минут через сорок после атаки торпедоносцев нам уже открылись створные огни Инкермана. Не сбавляя хода, «Скиф» метил прямо в ворота, раскрывшиеся перед кораблем на отведенных бонах.

Пробили склянки.

Было ровно двадцать четыре часа.

Только что с ходового мостика командир корабля произнес по радио поздравительную речь.

— Бойцов благодарю за умелые действия, — говорил командир, и его слова корабль нес вперед вместе с шумом своего хода. — Этим рейсом мы кладем начало новому этапу борьбы с врагом. Мы включаемся с вами, товарищи, в героическую борьбу черноморцев за наш родной Севастополь. Под Москвой фашистские армии разгромлены. В этих боях участвовала морская пехота с честью и славой. Очередь наша, и мы тоже постараемся с честью выполнить свой долг… Желаю вам, товарищи, чтобы новый год стал для вас годом серьезных, славных боевых достижений. Поздравляю вас!

Ершов еще не закончил своей речи, а над нами вдруг закачались пущенные с обоих берегов прожекторные лучи и встретились в мглистой, морозной вышине.

— Как ворота! — восхитился Лаушкин.

— Да, ворота гостеприимства и призыва, — мечтательно проговорил Батюшков.

«Скиф» причалил в Южной бухте у холодильника.

Севастополь, здравствуй!

Быстро выгрузили бойцов и артиллерию и еще успели собраться в кают-компании, но, видимо, не одного меня одолевала усталость. Новогодний ужин был коротким. Я с большим удовольствием завернулся в одеяло и успел несколько часов поспать. Еще не совсем проснувшись, вспомнил: Севастополь!..

Утро было морозное, чистое.

Опять, как в Одессе прошлой осенью, на мостике столпились командиры, молчаливо осматривали город. Всюду было тихо.

— Севастополь в декабре, — послышался чей-то голос.

И хотя уже был, собственно, январь нового года, слова эти легко вызвали ассоциацию переживаемого нами с «Севастопольскими рассказами». Но этот, сегодняшний Севастополь — как он был не похож на тот, толстовский Севастополь!

Помните?

«Утренняя заря только что начинает окрашивать небосклон над Сапун-горою; темно-синяя поверхность моря уже сбросила с себя сумрак ночи и ждет первого луча, чтобы заиграть веселым блеском; с бухты несет холодом и туманом; снега нет, все черно, но утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами, и далекий неумолкаемый гул моря, изредка прерываемый раскатистыми выстрелами в Севастополе, один нарушает тишину утра. На кораблях глухо бьет 8-я склянка».

Бог мой! Как это прекрасно!

Да, так было  т а м, в условиях  т о й  войны.

Грохот и вспышки на холмах — по всей линии приземистых бастионов… Но улицы полны шума голосов, движения войск и обозов, гулянье на бульварах, музыка духового оркестра… Смрад и ужас тесного, переполненного госпиталя… И бухты, кишащие яликами… И белые домики, дворы, полные кур… И опять молнии в клубящемся дыму на голубых и желтых холмах бастионов…