— Интересная у тебя дверь, — послышался восторженный возглас Веры, — Блестит и сверкает, как новогодняя ёлка.

— Добро пожаловать, — открыл я входную дверь, пропустил девушку вперед, наконец-то отнял у неё тощую авоську, в которой были батон, полбуханки чёрного хлеба, кулёк карамелек, да пара банок каких-то консервов и помог ей снять пальто. — Извини, но тапочек твоего размера нет. Надевай мои, — заметил я, как Вера бросила смущённый взгляд на свои шерстяные носки, — Проходи на кухню, ты ведь кушать наверняка хочешь, всё-таки сразу после работы у меня оказалась, даже в общагу не заскочила.

— А где у тебя можно руки помыть и… — смутилась Вера.

— По коридору и направо, — кивнул я в сторону ванной и туалета.

Пока девушка приводила себя в порядок, я достал из лежащего на холодильнике каталога колбасу, сыр и масло. Затем поставил разогреваться в микроволновку приготовленное Гошей мясное рагу, которое специально привёз утром из Чебоксар и включил чайник.

— Не пойму, — уселась Вера за стол, в тот момент, когда я нарезал хлеб и колбасу, — Вроде простая «киевка», но такое ощущение, что в ней всё иностранное вплоть до унитаза.

В принципе, на необычность моего жилища и был расчёт. Одно дело рассказывать сказки и показывать фокусы в дорогом, но обычном ресторане, как это было с Йоко Оно и Ленноном, и совсем другой коленкор, когда это происходит в неординарной на вид квартире.

— В чём-то ты права, — выставил я из печки на стол тарелку, от которой шёл ароматный пар, — Только большинства вещей, которые ты успела увидеть, пока ещё нет даже заграницей.

— Что значит «пока ещё нет»? — накинулась на еду Вера, — Откуда же они тогда?

— Из будущего, — залил я кипяток в заварочный чайник, накинул на него полотенце и уселся напротив девушки, — Впрочем, как и я сам.

— И где твоя машина времени? — кинула на меня быстрый взгляд Вера и продолжила весело работать ложкой.

— Сломалась, — пошутил я, — В местный дом быта на ремонт сдал. Говорят, что запчасти долго ждать придётся. Вот я и жду. Ну, и музыку заодно сочиняю, чтобы от безделья не маяться.

— Кстати, музыку сочинять у тебя получается намного лучше, чем врать, — сыто откинулась на спинку стула Вера, отодвинув от себя пустую тарелку.

— Подожди секунду, — разлил я по кружкам чай, выставил их на стол и отправился в зал.

Как рассказывал отец, до моего рождения родители жили не бедно, и папа нередко дарил маме то серёжки, то кольца, то браслеты с цепочками. По его словам одного золота дома было грамм сто. Всего лишь единственный раз после смерти папы я от безысходности запустил руку в эти сокровища и сдал в ломбард мамины серьги, которые через три дня выкупил обратно. Не смог я примириться с мыслью, что мамины украшения наденет на себя другая женщина или, что хуже всего, они и вовсе будут переплавлены, как лом.

Всю «ювелирку» мама хранила в деревянной лакированной шкатулке, которую по заказу папы сделал его приятель. Из тысяч подобных шкатулка отличалась тем, что внутри он была обита красным бархатом, а на крышке был вырезан точный портрет моей мамы.

— Никого не напоминает? — поставил я шкатулку перед Верой, вернувшись на кухню.

Девушка посмотрела на шкатулку и приоткрыла крышку:

— Могу предположить, что у тебя была знакомая, чем-то похожая на меня. Потом у тебя появилась занятная коробка с этим изображением, — кивнула девушка на крышку, — А затем ты увидел меня на концерте, когда я попросила твой автограф. В результате я здесь. Я в чем-то ошиблась?

— Летом этого года, после Олимпиады ты со своей подружкой собираешься отправиться в круиз по Волге, — начал я…