"Сейчас моя наставница выйдет, и… все будет хорошо", — подумал он.
Тео действительно вышла. Стала перед огромной женщиной, морщась и держась за живот. Лицо у нее было того нежно-зеленого оттенка, что бывает лишь у утренней дымки, что ранней весной видится меж листвы. Или у людей, которых сейчас стошнит.
— Ты, мразь, — начала магичка и запнулась. — Мразь… вот черт. Дер, я сейчас блевану…
И через секунду, скорчившись, рухнула на четвереньки, избавляясь от несвежих пирожков добродушной старушки.
Гринер подумал, что, умри он сейчас — жалеть ему будет не о чем. Хотя бы потому, что жизнь была безвозвратно испорчена, а вера в добро и справедливость подорвана так основательно, что уже все равно — подыхать или продолжать жить. Таким бесславным концом можно было бы огорчить даже Создателя, который, как известно, пребывает в вечной и нерушимой благости там, в Запределе.
Великанша затряслась в приступах смеха, ее рыхлое тело колыхалось, толстым пальцем она указывала на магичку и громоподобно хохотала, самозабвенно пуская пузыри восторга.
Тео вытерла губы и поднялась сначала на одно колено; потом встала на ноги и облегченно улыбнулась.
— Вот теперь порядок. Старая ведьма еще поплатится за свои проклятущие пирожки, а тебе, мразь, я сейчас врежу.
Тео развела руки в стороны, выгибаясь вперед, и загудела на одной, низкой ноте. Смех великанши тут же оборвался и тень беспокойства промелькнула на ее мучном лице. Она попыталась приподняться в кресле, но собственное тело не слушалось ее; глаза заметались, будто в поисках выхода. Тео пошла вперед, по направлению к мерзкой твари, сводя руки вместе, медленно и неотвратимо. Огромная женщина зажмурилась в непритворном страхе и завизжала.
Сверлящий звук проникал, казалось, в самые дальние уголки мозга — Гринер скрючился, зажимая уши ладонями, и желал только одного — чтобы толстая дама замолчала. А Тео все шла, размеренно впечатывая шаг в влажные камни пола, не отрывая взгляда от вьяллы, что на древнем языке означает «жрущая», и глаза магички сверкали, предрекая скорую гибель. Великанша затряслась сильнее — глаза ее выкатились из орбит, рот округлился, пальцы шарили по телу, сминая плоть складками. Она сжималась, оседая на кресле, булькая и теряя форму. Сила мага,
— А-а-агрх, — последние жалкие всхлипы со свистом вылетели изо рта, розовеющего в центре белой массы. Последним усилием она собралась в комок и с жутковатым плеском обрушилась на голого мужчину в центре блюда, погребая его под собой.
Тео остановилась, устало моргая. Гудеть она перестала.
— Дер… — сипло позвала она. — Ползи сюда, надо ее связать заклинанием.
— Уже ползу, спасительница моя, — послышалось от стены и действительно, из тени, шатаясь, как пьяный, вышел Дерек.
— Даже ночь в борделе "Тридцать три удовольствия", помноженная на оргию Синих Дамочек не сравнится с… этим, — нашел в себе силы пошутить маг. — Однако я, пожалуй, откажусь от дальнейших экспериментов…
Тео повернулась к нему и улыбнулась.
Лучше бы она не отвлекалась.
Только Гринер успел увидеть, как обнаженный мужчина поднялся с блюда и диким, безумным взглядом оглядел комнату; увидеть то Гринер увидел, да сделать ничего не успел — пища вьяллы, взвизгнув, одним большим прыжком соскочил со стола и кинулся к противоположной стене залы.
Реакция магов была молниеносной — но они не успели. Две огненные молнии, шипя, разбились о темноту.
— За ней! — заорала Тео, и, хотя едва стояла на ногах, бросилась вслед удирающей твари, или тем что от нее осталось, и сейчас, вселившись в свою жертву, удирало неизвестно куда.