— Совершалось убийство так. Подговорив Петрова, Богатова и Швецова, вы в ночь с 10 на 11 ноября устроили засаду Волнухину на огороде Буракова и там его убили. Получилось, как в евангелии от Марка. Помните: «А они возложили на него руки свои и взяли его… Один же из стоявших извлек меч, ударил раба первосвященникова, оставивши его, все бежали…»
Осведомленность ротмистра огнем обожгла воображение Соколова. Мелькнула мысль: «В кружке есть еще один шпион».
— «Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в царство небесное», — пошутил Соколов, процитировав евангелие.
Ротмистр про себя заметил: «Антихрист, а помнит евангелие!»
— А заповедь «не убий» вы все-таки нарушили, — заметил он.
Щербович еще раз пошуршал страницами:
— Первую-то скрипку в оркестре играли вы, финский нож-то был в вашей руке. Вы наносили удары, а Богатов и Петров жертву держали… Ну-с, что скажете?
— Я уже все сказал.
— Жаль! Очень жаль вас, — Щербович тяжело вздохнул. — Уведите! — крикнул он полицейскому.
Швецов не сразу услышал голос ротмистра, звавшего его.
— Вы не уснули там, голубчик? — с упреком проворчал Щербович.
Швецов коснулся рукою лба:
— Голова что-то закружилась.
— Да вы сядьте… Вот сюда. Мы благодарны вам за помощь. Субчики у нас в руках, клянусь честью, Сибирь им обеспечена. А вас еще попросим…
— Господин ротмистр! — осмелился перебить Швецов. — Не подсаживайте меня пока к ним…
— Да что с вами, голубчик? Не ипохондрия ли? Потерпите!
— Нет, нет! Не выпускайте меня из тюрьмы!
— Да успокойтесь! Что вы паникуете! Вам нечего бояться! Все, кого вы назвали в своих донесениях, — за решеткой.
— Посадите меня в отдельную камеру!
— Бог ты мой! Острог для вас стал как яблоко для червя: предохраняет от врагов. — И ротмистр закричал: — Уведите арестованного!