Теперь смеялись оба. Наверное, это неуместное веселье помогло экипажу тягача снять напряжение, которое давило на обоих красноармейцев. Просмеявшись, Семен запустил мотор.
Вести тягач по узкой дороге, почти тропе, оказалось тяжело. Машина то и дело пыталась забуксовать в глубоких колеях. Прицеп тяжелым якорем волочился следом. Открытые смотровые лючки мало помогали, что в увеличении обзорности, что в дополнительной вентиляции. Зато горячий корпус главной передачи грел воздух в замкнутом пространстве рубки, не хуже печки. Семен взмок, ворочая рычагами: "Дурни мы, можно было верхние люки пока не закрывать. Успели бы еще".
Но все когда-то кончается. Кончилась и лесная дорога. Среди деревьев засветились прогалы. Семен остановил машину, ближе подъезжать слишком опасно - могут увидеть с дороги. Переглянулись.
- Как будем действовать? - спросил Андрей, тем самым, признавая за Чекуновым право на принятие решения.
- Действовать будем просто. Из машины мы ничего не увидим и не услышим. Андрей, ты дойдешь до опушки. Аккуратно осмотрись. Увидишь гансов - отходи к машине. Если же на дороге немцев нет - посигналишь руками. Я двинусь к шоссе, остановлюсь, чтобы тебя подхватить.
- Нет, Семен, не надо останавливаться. Притормози немного - я запрыгну в тягач на ходу.
- Хорошо. Только смотри, под гусеницу не попади. И вот еще что: предупреди Сивакова, чтобы из прицепа не вылезали.
- Тогда так и сделаем.
Шилин вылез наружу, только мелькнули в проеме люка грязные ботинки.
В открытый лючок Семен видел, как Андрей пробежал до последних деревьев и нырнул в кусты. Двигатель глушить водитель не стал, опасаясь, что в нужный момент подведет стартер, и он продолжал рокотать на малых оборотах. Окинув взглядом скудную приборную панель, Семен поморщился, увидев сколько топлива израсходовал тягач на движение через лес. Но с этим следовало смириться, ибо гусеничная техника отсутствием аппетита не страдает никогда.
Через несколько минут, которые показались Чекунову очень долгими, фигура Шилина снова показалась на дороге. Встав посреди колеи, он призывно замахал руками.
Санитарка Анастасия Ивановна Данилова:
Внутри фургона было темно и душно. Дыхание шестнадцати человек делало воздух внутри замкнутого пространства невыносимо спертым. Сиваков несколько раз пытался поднять задний полог, но он снова падал вниз. Чтобы его закрепить, нужно было останавливаться и выходить наружу. Но рычащий впереди прицепа тягач и не думал останавливаться. Слабо закрепленный брезент хлопал по каркасу, скрипящему и раскачивающемуся на ухабах. На полу поблескивали лужицы, оставшиеся после форсирования реки. Бледная Фира уткнулась лицом в брезент, в том месте, где в стенке образовалась дыра. Видно девушку здорово укачивало. Сиваков сидел возле переднего борта, где было прорезано отверстие для наблюдения, в обнимку с самозарядной винтовкой. И оттуда, кроме неяркого света, ощутимо доносился запах выхлопных газов тягача. Раненые, как могли, удерживались на своих нарах. Иным явно было худо, но все терпели молча. Только изредка у кого-нибудь вырывался стон, перемежаемый матерными словами.
Наверное, многое в фургоне можно было сделать лучше. Но не за такое короткое время. И не такими силами. Вообще, еще вчера Анастасия Ивановна не верила в выполнимость плана Чекунова. Как можно всерьез рассчитывать прорваться через реку с ранеными? Тринадцать человек, не могущих двигаться самостоятельно и пятеро здоровых, из которых двое - женщины. На что они могут рассчитывать? Ведь прорыв не удался даже хорошо вооруженному отряду.
Однако Семен был уверен в себе и своем плане. Во всяком случае, так это выглядело внешне. А свои сомнения он не показывал. Как танк, вминающий на своем пути мелкий подлесок, красноармеец отметал в сторону все аргументы Сивакова, заряжая и его, и Фиру, и Шилина своей уверенностью. Даже раненые поверили, что еще не все потеряно. Обгоревший летчик Виктор Иванович отдал Семену свой планшет с картой, который не доверял даже Сивакову. Наверное, такова человеческая натура - верить в чудо до последнего, даже тогда, когда уже не остается никаких шансов.
А почему она сама поверила Чекунову? Ведь одни мысли о столь неудачно закончившейся попытке прорыва доставляли ей боль... Ее Алексей... Он остался там, в горящем танке... И жизнь кончилась, осталось только существование. Существование, которое в любой момент могло прерваться с приходом немцев. А ей уже было все равно. Вот только в чем виноваты раненые? И Сиваков. И Фира, что тянулась к ней, как к старшей... Наверное, именно поэтому, она пыталась отослать девушку с Чекуновым. Чтобы спасти хоть кого-то. И когда Семен и Фира вернулись назад с тягачом и прицепом, когда в их план поверил и Сиваков, она поняла, что сделает все, чтобы никто больше не погиб... И пусть гибель капитана Алексея Данилова и его отряда даст шанс на жизнь другим.
Гул мотора тягача неожиданно стих и прицеп остановился. Анастасия Ивановна насторожилась. Но Сиваков не проявил беспокойства, все так же вглядываясь в смотровое отверстие. Возле борта прицепа раздалось шлепанье шагов, и задний полог приподнялся. Показалась голова Андрея Шилина в глубоко нахлобученной пилотке: и полог ожилась. Но Сиваков не проявил беспокойства, все так же вглядываясь в смотольше не погиб
- Борис Алексеевич, мы подошли к шоссейке. Семен просил никому не вылезать. Сейчас разведаем дорогу и поедем дальше.
- Понял тебя, Андрей. Давайте осторожнее.
Шилин кивнул и брезентовый полог с шорохом опустился вниз. Снова прошлепали вдоль борта торопливые шаги. Потянулось гнетущее ожидание. Чтобы не поддаваться страху неизвестности, Анастасия Ивановна принялась помогать раненым. Кого-то напоила водой из чайника, кого-то устроила поудобнее. Глядя на нее, принялась за работу и Фира, позабыв про свое недомогание. Только военфельдшер все также неподвижно сидел на своем месте. Свет из отверстия падал на его лицо с ввалившимися щеками. Анастасия Ивановна обратила внимание, как сильно, до побелевших костяшек, Сиваков сжимает цевье винтовки. "Он тоже боится" - пришло понимание к санитарке. "Боится не за себя, а за всех нас. Поверив Семену, он взял часть ответственности за наши жизни на себя. И теперь старается не показать этот страх..." Ей стало жалко этого уже пожилого человека, столько сделавшего для всех них. Успокаивающим жестом Анастасия Ивановна положила руку ему на плечо. Сиваков покосился на санитарку, но ничего не сказал, только едва заметно кивнул. Медленное течение времени неожиданно было разорвано рокотом запущенного двигателя. И тут же прицеп рывком дернулся с места. Сиваков качнулся назад, но потом плотнее приник к отверстию. Что-то загремело, падая. Взвизгнула Фира.