– Если со мной случится что-то, я не стану обвинять в этом вас. Хит, я думаю, тоже. Извините, мне пора идти. До свидания.
– Подождите. – Дэймон смотрел на нее с удивлением и гневом. Он не мог себе даже представить, что ей удастся так ловко манипулировать им и оказывать такое давление. Оба они знали, что он не простит себе, если сейчас она отправится бродить по городу и с ней произойдет что-нибудь ужасное. Его воспитали так, чтобы он всегда, при любых обстоятельствах оставался джентльменом, чтобы он не терял самообладания ни в какой ситуации. Но, Боже праведный, как же должен вести себя джентльмен в такой ситуации? – Он у Паркера, – наконец произнес он. В эту минуту Дэймон ненавидел всех на свете, но больше всего себя самого. – Завтракает.
Горько улыбаясь, Люси медленно качнула головой:
– Конечно. Шведский стол в любое время суток. Мне следовало бы догадаться самой.
Когда она повернулась, чтобы уйти, Дэймон мягко взял ее за руку:
– Остановитесь, Лю… я хотел сказать, миссис Рэйн.
– Я иду к Паркеру. И бесполезно пытаться остановить меня.
– Вы ничего не добьетесь, идя туда. Дождитесь объяснений. Не загоняйте его в угол.
– Это уже не ваше дело.
Машинально он отпустил ее руку и, проведя длинными пальцами по черным волосам, отчаянно попытался собраться с мыслями и решить, что же делать.
– Подождите. Подождите меня здесь. Я только дам распоряжения своему помощнику и сейчас же вернусь. Буквально одну минуту. Я поеду с вами. Не уходите. Никуда не уходите. – Стремглав он бросился в редакторскую. Бросив на ходу несколько поспешных указаний помощнику, он вновь вернулся в приемную. Кроме швейцара, уже возвратившегося на свой пост, там никого не было. – Где она? – взбешенно прорычал он.
– Боюсь, не знаю, мистер Редмонд. Миссис Рэйн ушла, как только вы скрылись за дверью.
Проклиная весь белый свет, Дэймон выбежал на улицу. Как раз в это время редакционный экипаж подкатил к подъезду. Вытолкнув несчастного, ничего не успевшего понять репортера, он приказал извозчику ехать к Паркеру.
Хит, удивленно приподняв темную бровь, внимательно смотрел на Рейн холодным взглядом иссиня-зеленых глаз. В ее же взгляде не было и тени смущения, а тем более стыда. Совершенный овал ее лица, бледного и необычайно чистого, четко выделялся на приглушенном, цвета бургундского вина фоне интерьера. Официант, бесшумно двигаясь, наполнил их бокалы вином и отошел.
Хит спокойно заговорил:
– Если бы дело было только во мне, ты могла бы остаться и жить в Бостоне. Ты могла бы поселиться на той же улице, мне это безразлично. Может, этого и не следует говорить, но мне все равно.
– Я не поверю, что от нашей любви не осталось и следа.
– Может, только шрам или два. Но не более того.
– Не осталось даже гнева? – спросила она, внимательно наблюдая за ним. – В это трудно поверить.
– Я долго злился. А потом просто понял, почему ты вышла замуж за Клэя и почему не захотела, чтобы я жил с вами после войны.