– Это арабский, – ответил Хи. – Я его не понимаю, мне и русский с трудом давался, когда твой отец заставил меня выучить. А ты, Ян, понимаешь арабский?
– Чёрта с два я понимаю этот верблюжий язык. Пусть учатся говорить на человеческом, если хотят, чтобы их понимали. Наверняка сообщил что-то суперочевидное.
С недовольным лицом парень удалился в свою камеру. Люди, говорящие на разных языках, всегда поймут, когда их обсуждают в негативном ключе.
Словно в ответ на разговоры о бунте, одна из крупнокалиберных турелей повернула своё дуло в их сторону. Никто из здешних обитателей уже не обращал внимания, для них пулемёты представляли собой декоративные элементы – украшение башен в виде вращающихся конструкций. Андрес не привык к такому, и когда он увидел перед собой чёрную пропасть, уходящую в глубь ствола, то представил, как очередь из такого оружия разрывает его пополам. Захотелось как можно скорее убежать, скрыться из поля зрения этой штуки.
Жизнь в тюрьме текла со своей обычной скоростью. Никому не было дела до Андреса и его, возможно, последних дней на свете. Один из принцев третьего блока лежал в гамаке с бумажной книгой. Андрес даже не знал, что такие ещё существуют. Другой купался в каркасном бассейне, а слуга с полотенцем ждал, пока тот выйдет. Несколько человек удобряли пальмы, растущие по периметру третьего блока, из больших красных мешков.
В четвёртом, где находились остальные, часть заключённых играла в волейбол, командами десять на десять человек, а другая часть делала ставки, кто из команд победит. Волейбольную площадку закрывала от солнца чёрная плёнка, натянутая между крышами двух блоков. На жаре она нагревалась и провисала, а вечером возвращалась в изначальную форму.
Старый мулат, покрытый татуировками с ног до головы, ходил между зрителями с сумкой контрабандных сигарет и зажигалок, также он предлагал выпивку и наркотики по заоблачным ценам, однако популярностью не пользовался. Большинство заключённых здесь были мусульманами и не загрязняли своё тело вредными веществами.
– Пойду-ка я полежу к себе, – сказал Андрес. С каждой секундой его силы убавлялись, и он с трудом удерживал себя на ногах. – Надеюсь, Базиль и Маджид не отдали моё место другому.
– Ты сейчас нужен нам, – возразил Хи. – Пусть все увидят твою рану. Идём.
Втроём они обогнули блок и направились к камере надзирателей. Около входа сидело четыре человека: Кахтан, Надир, Валид и Иршад. Ещё неизвестное количество находилось внутри помещения. Жара в это время года могла достигать сорока пяти или даже пятидесяти градусов, и в середине дня выйти на солнце можно было лишь ненадолго. Все смещались ближе к тени и своим камерам.
При виде приближающейся троицы Иршад встал со своего места и достал из-за пояса дубинку. Вид у него был такой, будто стейк сам шёл к нему на тарелку. Валид на арабском приказал ему сесть обратно. Среди них была собственная иерархия, построенная на том, кто ближе всех дружил с Ммуо, их лидером. За время, проведённое здесь, Андрес успел выучить несколько слов на арабском, среди них были обед, подъём, отбой, стой, сядь и свинья. Последнее было написано у него на лбу.
– Чего надо? – спросил Валид.
– Показать вам вот это, – ответил Хи и кивнул на Андреса.
Все посмотрели в указанную сторону, и Андрес, словно по команде, споткнулся, стоя на ровной земле, и упал на бок. Ногу пронзила боль. Казалось, в ней завелось живое существо, съедающее её изнутри.
С минуту надзиратели рассматривали гниющую конечность Андреса. Иршад улыбался: он был доволен страданиями, которые должна была причинять нога. Кахтан не понимал, что происходит. Только Валид и Надир сидели с мрачным видом, словно их выигрыш в лотерею внезапно оказался кучей конского навоза.
– Иршад, – обратился Валид к другому надзирателю на английском. Голос у него закипал от злости. – Ты видел, что нога парня приходит в негодность?
– Видел, – ответил тот с гордостью.
– Ты знаешь, что заражение крови убьёт его через пару дней?
– Знаю, – подтвердил Иршад. – И мне это нравится.
– Начальник тюрьмы сказал нам выбить подпись из этого парня, а не убивать его. Какой же я идиот, что доверил пытки такому придурку, как ты!