– Там что-то виднеется впереди, – сказал он Синию. Поднял руку и указал в том направлении. – Видишь? В четверти мили впереди, где дорога уходит вниз.

Синий поглядел в указанном направлении и отрицательно покачал головой.

– Ты что, ослеп? Там точно что-то движется. Да, теперь я их различаю. Несколько небольших повозок и мулы – торчат в кустах.

– Да-да, теперь вижу, трибун. – Синий некоторое время изучал представившуюся глазам картину, потом сказал: – Наверное, купеческий караван на привале.

– В это время дня? И так близко от Пиценума? – Бальб фыркнул. – Не думаю. Вперёд, нужно взглянуть на них поближе.

Он пустил коня рысью, и тот быстрее застучал копытами по дороге, направляясь к зарослям кустарника, прикрывавшим небольшой овражек. Синий подозвал к себе первую секцию своих конников и приказал им следовать за ним. И пустился вскачь следом за командиром. Когда Бальб подъехал к кустам поближе, он понял, что там стоит больше повозок, чем ему показалось вначале; теперь он ясно видел ещё и группу людей, прячущихся в кустах. Тревога и беспокойство, которые покинули было его, вернулись с новой силой, ледяной иглой вонзившись в затылок. Он придержал коня в сотне шагов от ближайшей группы мужчин с их повозками, дожидаясь, пока подтянутся остальные его спутники.

– Не нравится мне это. Ничего хорошего от этих паскудников ждать не следует, клянусь чем угодно. Синий, ребят – к бою.

– Есть, трибун! – спокойно ответил центурион.

Бальб услышал лязг меча, извлекаемого из ножен, и покрепче вцепился в повод, готовясь повести конную охрану вперёд.

– Извини, трибун, – тихо произнёс Синий и вонзил меч командиру в спину, точно между лопаток. Острие клинка проткнуло плащ и тунику и вонзилось в тело, распарывая плоть и рассекая кости. Голова Бальба от удара дёрнулась назад, он резко выдохнул, пальцы распрямились, потом судорожно сжались, словно кусающие челюсти, и выпустили поводья. Синий мощным движением провернул клинок в ране, затем вырвал его из тела. Трибун свалился лицом вперёд, на шею коня, и повис между луками седла, безвольно свесив руки на бока коня. Животное резко остановилось в испуге, и от этого толчка тело трибуна выбросило из седла. Он тяжело рухнул на землю и перевернулся на спину. Глаза оставались широко открыты, они уставились в небо, губы слабо шевелились.

Синий повернулся к своим людям:

– Займитесь возницами, пусть гонят фургоны к повозкам. – Он бросил взгляд на лежащего на земле трибуна. – Мне очень жаль, трибун. Ты хороший командир, ты этого не заслужил. Но у меня такой приказ.

Бальб попытался что-то сказать, но не смог произнести ни звука. Ему было очень холодно и – впервые в жизни – страшно. Глаза уже почти ничего не различали, и он понимал, что умирает. Не будет у него никакой тихой и спокойной жизни в Помпеях, и ему мимолётно стало ужасно жалко, что он никогда больше не увидит своего брата. Жизнь быстро уходила из его тела, в глазах мутилось, хотя они ещё упорно глядели в небо, а он неподвижно лежал на земле, уже не в силах пошевелиться. Позади раздались чьи-то удивлённые и испуганные крики, но они быстро умолкли, когда с возницами фургонов безжалостно расправились. После чего фургоны и всадники продолжили движение по направлению к ожидающим их повозкам. Синий обернулся к огромному коннику, едущему позади него, и указал на тело трибуна.

– Цестий, засунь его и остальных в один из фургонов. Вышли двоих парней вперёд, пусть смотрят в оба. Ещё двое пусть вернутся к повороту дороги и посмотрят, не решились ли эти германцы смошенничать и вернуться, чтоб устроить себе самоволку с развлечениями в Пиценуме.

Люди, сидевшие с повозками в кустах, теперь выбрались на дорогу и поставили свои повозки на обочине друг за другом. Следуя распоряжениям Синия, они быстро перегрузили сундуки из фургонов в повозки, по одному в каждую. Как только сундуки пристроили и закрепили, их завалили тюками с дешёвым тряпьём, мешками зерна и связками старых ковров. Мулов освободили от постромок, а затем распределили и припрягли к повозкам, чтобы справиться с добавочной тяжестью. Пустые фургоны затащили поглубже в кусты, потом сбили чеки с осей, сняли колёса и сбросили фургоны днищем прямо на землю, чтобы их не было видно с дороги. Тела затащили ещё дальше в кусты и швырнули в грязную канаву, а затем забросали ветками, срезанными с кустов. После всего этого люди собрались у повозок, а Синий с несколькими помощниками нарезал ещё веток, чтобы закрыть прорехи, образовавшиеся в кустарнике, когда в него затаскивали фургоны, и замести следы их колёс. Благодаря морозцу на земле не осталось особо заметных колей.

– Ну, хватит, – решил Синий, отбрасывая в сторону пучок прутьев. – Сойдёт. Теперь, ребята, пора переодеваться.

Они быстро сбросили военные плащи и туники и переоделись в разнообразное гражданское платье разных стилей и расцветок. Когда военные одежды были благополучно увязаны и закреплены позади сёдел, Синий внимательно осмотрел своих людей. И удовлетворённо кивнул: теперь они выглядели вполне как купцы или торговцы, что регулярно проезжают по этой дороге между италийскими городами и поселениями.

– Приказания те же. Мы едем отсюда отдельными группами. Как только минуете Пиценум, езжайте по дорогам, которые вам указали в Риме, и двигайте прямо на склад. Там встретимся. Присматривайте за повозками как следует. Мне не нужны мелкие воришки, что могут запустить ручонки в эти сундуки. Головы держите пониже, играйте свои роли, и никто вас ни в чём не заподозрит. Понятно? – Он оглянулся по сторонам. – Ну и отлично. Тогда первые повозки – в путь!

В течение следующего часа повозки одна за другой покидали овражек, по одиночке или группами по две-три, через разные интервалы времени. Их сопровождали конные. Одни двинулись к Пиценуму, другие свернули с основной дороги на перекрёстке перед городом, направившись на запад или на восток, намереваясь добраться до Рима кружным путём. Когда тронулась последняя повозка, Синий ещё раз бросил взгляд на окрестности. На земле всё ещё оставались следы колёс и копыт мулов и лошадей, но он сомневался, что они привлекут внимание едущих в Пиценум или из него.

Коротко кивнув, вполне удовлетворённый Синий вывел коня на дорогу и неторопливо направился к городку. У городских ворот он уплатил страже дорожную пошлину и остановился в таверне, заказав миску горячего мясного рагу и кружку подогретого вина, прежде чем продолжить свой путь. Город он покинул через южные ворота и поехал по дороге в Рим.