Холли, кажется. Но я не чувствую связь с именем. Оно красивое, и это гораздо лучше, чем не иметь имени вообще.
— Как вас зовут?
— Эд.
Я поймала его за вытиранием случайной слезы.
— Я твой Дедуля.
Мне жаль, что я причинила ему боль, но я не знаю, почему и как этого избежать. Он страдает по Холли, которой, вероятно, не существует. Так что я киваю головой, как будто то, что он сказал, имело смысл.
Какой, к черту, несчастный случай лишил меня моих воспоминаний, но по-прежнему позволил мне говорить? И, надеюсь, ходить. Для эксперимента шевелю пальцами ног. Я благодарна им, когда мне это удается.
Нет, не несчастный случай.
Что-то еще.
Где-то мой разум помнит, что что-то было, и от этого в моих жилах застывает кровь.
Глава 2
Будучи преданным дедушкой, Эд не оставил меня, и я согласилась называть его Дедой. Это как-то странно — называть человека, которого только что встретила, Дедой, но это делало его счастливым, поэтому я приложу все усилия для того, чтобы вспомнить.
Пару дней назад я совершила ошибку, размышляя вслух о том, где были мои родители, и столкнулась с душераздирающим горем отца, чья дочь и зять были убиты.
Я еще не знаю многого из того, что произошло со мной. Я была найдена девять дней назад, блуждающей по лесу за домом дедушки, — спустя полгода после исчезновения. Мое истощенное, в ушибах и побоях тело заставило полицию полагать, что я была в плену. Не знаю, как сделали такой вывод, но, думаю, эти техасские полицейские должны быть гениями. Я уверена, что они поймают моего похитителя со дня на день.
По словам Деды, я всегда была кем-то вроде всезнайки — цепляюсь за свой сарказм, так как это единственное подтверждение того, что это действительно я. Деда также говорит, что я много ругаюсь, но материться перед пожилым человеком с такими печальными глазами кажется невежливым, поэтому я держу ругань строго в своих мыслях.
Мой мозг. Я видела снимки. Не уверена, что это нормальный размер мозга, но врачи сказали, что у меня совсем небольшой отек. Полиция считает, что мой предполагаемый похититель виноват в появлении этого отека. Я же говорю — гении. Все они чертовы гении.
На моем теле все еще много повреждений. На ребрах трещины, но боль стихла и проявляет себя только тогда, когда я дышу, — обратите внимание на сарказм. Мои ноги в ссадинах, вероятно, от бессмысленного бега по лесу, а может, и не совсем бессмысленного. Где-то в подсознании я знала, куда иду, поэтому была так близко к дому Деды. Я пришла к этому выводу самостоятельно, без гениальной логики местных правоохранителей.
Мое лицо. Вчера я впервые увидела лицо, ну, может, и не впервые. Я имею в виду, никто не может дожить до двадцати четырех лет, не глядя периодически в зеркало. Но, насколько я помню, это было для меня впервые. Мои мечты о том, что я темноволосая, голубоглазая богиня быстро рассеялись, и я была лишь немного разочарована, когда знакомые карие глаза дедушки уставились на меня в ответ. У меня темно-каштановые длинные волосы, спутанные и секущиеся, а не красиво разделенные на пряди. Мне позарез нужен стилист, чтобы все исправить.
Лицо в порезах, но если у меня хорошие гены, то они со временем исчезнут. После того как медсестра сняла повязку со лба, кожа оказалась красной и в ссадинах.
— След от ожога, — объяснила она.