Хотя я не сплю, глаза закрыты. Слушаю, как Энн говорит с Дедой. Я убеждаюсь, что дыхание остается ровным, поэтому они думают, что я все еще сплю, и прислушиваюсь к Эмбер и Стефани — надеюсь, что они ушли после того, как я опозорилась.
— Я думаю, что пора начать давать ей успокоительные, — предлагает Энн.
Она настойчива в своем предложении, но, как и все остальные, оставляет решение за Дедой. Он, может быть, и добрый человек, но требует к себе уважения, которого было бы глупо не проявить.
— По крайней мере, до тех пор, пока она не сможет справляться сама.
— Она бы продолжала видеться с вами, даже когда принимает лекарство, — это не вопрос, но Деда дает ей возможность ответить.
— Да, конечно. Ее сеансы терапии со мной абсолютно необходимы для ее общего состояния. Физиотерапия даст ей силы, а трудотерапия повысит ее уверенность в себе. Все это — в сочетании с ее рисованием с Дерриком — хорошо для ее эмоционального благополучия.
Я закрываю глаза плотнее, желая не подслушивать. Не могу поверить, что лгала себе, считая, что Деррик мог бы стать другом, в то время как я была его благотворительной миссией. Бедняжкой, потерявшейся в собственном рассудке, нуждающейся в помощи и благотворительности, которые только могла получить. Жаль, что для этой партии столик только на одного.
Нет, не жаль. Этого вы от меня не дождетесь. Выйти из больницы и завершить реабилитацию — это мои единственные цели. Я должна привести свою жизнь в порядок, так, чтобы у меня была жизнь, за которую не нужно волноваться. Я должна стать сильнее. Сильнее как умственно, так и физически, так что могу рассчитывать только на себя, без каких-либо таблеток и без благотворительного типа дружеских отношений.
— Ты можешь открыть глаза, Холли.
Слышу голос Деды, но мне слишком стыдно смотреть ему в глаза. Я ненавижу то, во что превратились мои дни. Ненавижу то, как сильно наслаждалась компанией Деррика. Ненавижу время, что мы проводили вместе, чтобы узнать, что это было сделано из-за доброты душевной, а не из-за нашей дружбы.
— Холли, — говорит он снова.
Я открываю глаза.
— Если ты не хочешь принимать таблетки, то тебе не придется, но, по крайней мере, подумай об этом. Твой доктор думает, что это поможет тебе.
Я мотаю головой и кусаю нижнюю губу, чтобы сдержать слезы.
— Это не так, — говорю я, как только, наконец, обретаю дар речи. — Ничего, Деда. Просто я такая глупая.
— Ах, так это что-то девчачье, — с огоньком в глазах он подмигивает мне. — Судя по выражению твоего лица, что-то произошло, и это задело твои чувства.
Улыбка появляется на моем лице, но из принципа я кашляю, пытаясь скрыть смех. Какой принцип — я не знаю, но он есть.
— Мне надо удостовериться, что все не так скверно, — Деда дергает меня за плечо.
Я уступаю смеху, клокочущему внутри меня.
— Мне казалось, что Деррик и я были своего рода друзьями, — дуюсь я. — Думала, что он приходил ко мне, потому что он этого хотел, а не потому, что я нуждаюсь в подачках.