Да, есть судебные ошибки. Да, наша судебная система в ужасном состоянии, особенно после ее реформирования, и это нужно как-то менять.
Но говорить о том, что при наличии сознательных убийц и крупных наркоторговцев, то есть тех же убийц, только массовых, мы отказываемся от смертной казни – по-моему, это преступно. Давайте мы тогда будем наказывать людей только за воровство бутылки водки и ста долларов из кармана. А за воровство эшелона водки или миллиона долларов мы будем этих преступников производить в министры. Давайте тогда сделаем так, и тоже будем звать это гуманизмом. Я только не могу понять, почему у всех этих подрабинеков гуманизм распространяется только на преступников, а для жертв преступлений никакого гуманизма не предусмотрено.
С другой стороны, наш бизнес, за редкими исключениями, в инновациях не заинтересован. Можно ведь сколько угодно с высоких красивых трибун убеждать бизнесменов, что только тот может быть сегодня конкурентоспособен, кто занимается инновациями.
Проблема в том, что наши бизнесмены не идиоты. Они прекрасно знают, что в сегодняшней политической и хозяйственной модели конкурентоспособен не тот, кто придумывает что-то новенькое, а тот, кто использует три ключевых фактора конкурентоспособности в России.
Первый: надо знать, кому дать взятку.
Второй: надо знать, кому дать взятку так, чтобы стать монополистом и чтобы государство поддерживало вашу монополию или, по крайней мере, ее не разрушало, закрывало на нее глаза.
Третий: надо пригнать «трудолюбивых соотечественников», чтобы они все сделали в три раза дешевле.
Это все. Этого достаточно. Вот три краеугольных камня нашей экономики, нашей конкурентоспособности, и они почти не оставляют возможности для инноваций.
Да, исключения есть. В некоторых наших корпорациях применяется электронная система принятия решений – в государстве это называлось бы электронным правительством, – которая позволяет минимизировать управленческий аппарат и любые, самые трудные решения, принимать практически мгновенно: в течение двух, максимум трех дней.
Но это обеспечивают отдельные энтузиасты.
И возникает естественный вопрос: а что ж государство у нас вдруг озаботилось инновациями? Бизнес ничего не хочет, силовики ничего не хотят, в бюджете слова «расходы на НИОКР» скоро будет восприниматься как синоним понятия «расходы на откат», если я ничего не путаю, кулибиных наших зачистили, они из страны бегут впереди собственного визга. В чем проблема? Почему государство говорит про инновации?
Так вот, проблема серьезна.
Вся наша система, сложившаяся в 90-е и укрепленная в 2000-е – хозяйственная, экономическая, политическая, социальная система, – ориентирована на проедание советского наследства.
Мы сегодня живем за счет построенного нашими родителями, дедами и прадедами в Советском Союзе. Они создали современные, а очень часто и опередившие свое время промышленность и инфраструктуру, и мы за счет этого живем. А некоторые особо продвинутые реформаторы это еще энергично «пилят»: такие обезьяны, если не с гранатой, то с трубопроводом или с Саяно-Шушенской ГЭС.
И вот, оказывается, советское наследие заканчивается. И через какое-то счетное количество лет пилить будет уже нечего. Более того, придется вкладываться в систему жизнеобеспечения.
А люди-то привыкли, что ни во что вкладываться не надо, потому что Сталин, Хрущев и Брежнев постарались. А с другой стороны, клептократы относительно молоды: они считают, что им на пенсию в Швейцарию, в личные замки, еще рано, они еще хотят здесь покочевряжиться.