А вот у моих попутчиков такой дилеммы не было, так что я с удовольствием наблюдал, как Иван, подбежав вплотную к насильнику, отвесил ему смачную оплеуху, а потом впечатал кулаком прямо в центр его рожи.

Анатолий заорал и схватился за нос, из которого уже текла струйка крови. Кажется, драться он и не собирался. Только вопил как бешеный:

— Вы что творите?! Филатов, мать твою! Останови этих придурков.

Тем временем к нему уже подбежал Андрей и добавил ещё тумаков, а Грядкин так ничего и не понял, продолжая возмущённо кричать и даже угрожать:

— Да я про вас такую статью напишу! Озверели вы что ли! Девка сама хотела, а потом передумала! Я здесь не причём.

Мария всё это время только рыдала в голос, вцепившись в меня, как в спасательный круг. От слов насильника, она затряслась ещё сильнее. Вот же сволочь!

Солидарные со мной Иван с Андреем врезали ему ещё несколько раз.

— Связываем его, товарищи, — наконец, решил я вмешаться в этот самосуд.

Как бы мне не хотелось прибить его на месте, позволить себе такое мы не могли.

— Вы ещё пожалеете! В тюрьму поедете все трое, вот увидите!

— Надо бы кляп ему какой придумать, эти крики начинают надоедать, — задумчиво произнёс я.

— Эт легко! — тут же отозвался Иван и одним резким движением оторвал у Грядкина кусок рубашки, а затем грубо затолкал ему эту ткань в рот.

Я кивнул.

— Вот так-то лучше! Ведите его в машину.

Второй раз говорить не пришлось. Мужики потащили почти не сопротивляющегося Грядкина к дороге, а я обратился ко всё ещё плачущей Лукиной:

— Мария Никаноровна, не беспокойтесь, вас никто не тронет.

Она подняла на меня глаза и попыталась что-то сбивчиво пояснить:

— Я... он... должны быть ещё люди. Он сказал, что будет много фотографий с колхозниками и попросил меня тоже прийти. Я не хотела... ничего такого... Он врёт!

Я снова заговорил самым тёплым и успокаивающим тоном на какой был способен:

— Никто ему и не верит. Не беспокойтесь. Давайте вернёмся в деревню? Скоро приедет милиция.