Элиссандра сделала глоток и поморщилась. Вчера она все-таки прикусила губу, и сейчас горячий чай попал прямо на ссадинку.

— Пятнадцать.

— А-а… Тот самый возраст, когда девушке больше всего нужна мать.

Слово за слово — и Соррель рассказала Элиссе о своих путешествиях. Она оказалась странствующей травницей.

Элиссандра слушала ее, затаив дыхание. Ведь она тоже занимается лечением травами! Наконец, гостья заговорила о том, что видела вчера, когда посетила Гладкий Луг. По ее словам, деревня гудела, как пчелиный улей: один из ее жителей должен был вот-вот переселиться в столицу, и не куда-нибудь, а в королевский дворец.

— Все там ходят с таким видом, что не сразу поймешь, кому выпала такая честь. Но я видела того мальчика. Очень симпатичный. А какие глаза — голубые, как небо, даже светятся! Если он войдет в ворота Тала утром, то к вечеру столичные красавицы лишат его невинности.

Соррель лукаво засмеялась, но ее глаза пристально наблюдали за девушкой. Элиссандра растерялась.

— Я знаю многих жителей Гладкого Луга. Э-э-э… а как зовут этого юношу? Вы слышали?

— Нет…. Не уверена. Я ведь просто была там проездом и остановилась поужинать в трактире. А мальчик… Рослый такой. Блестящие темные волосы, глаза голубые, яркие… Я таких глаз никогда не видела.

— Торкин Гинт, — ничего не выражающим тоном произнесла Элисса, но взгляд ее стал отсутствующим, как у душевнобольной.

— Я не слышала его имени, девочка моя. Нет… подожди. Кажется, фамилию ты назвала верно. Гинт, Гинт… Его отец — местный писарь?

Элиссандра печально кивнула.

— Все угощали его элем, поздравляли. Потом людям стало тесно в трактире, веселье хлынуло на улицу — так и я узнала новость. Если верить хозяину постоялого двора, паренек станет учеником самого Меркуда. Это очень известный лекарь, его прозвали «Облегчающий Страдания», — старушка закашлялась и постучала себя по груди. — Правда, я сама его никогда не видела. А жаль.

Лицо девушки стало нездорово-бледным.

— Я знаю сына Гинта. Но никогда не слышала, что он собирается в столицу. Никто не говорил, когда он уезжает?

Соррель нарочито небрежно пожала плечами.

— Все были так взволнованы… Я поняла, что сегодня утром. Вся деревня собиралась его провожать.

Элиссандра резко встала и начала убирать со стола. Ей казалось, что сердце сейчас разорвется… Но она выглядела невозмутимой.

— Да? Какая жалость. Я пропустила праздник.

Ей потребовалась вся сила воли, чтобы ничем не выдать своих чувств. Ярость, ужас, отчаяние… Но вот посуда была убрана, стол вытерт, а Соррель так ничего больше и не сообщила о Торе. Но стоило ли ее винить? Откуда ей знать о чувствах Элиссы, откуда ей знать, что они с Тором были почти помолвлены?